– Проблемы?
– С Зухуром непонятки. Не мог он уйти в одиночку. Во-первых, не охотник. Во-вторых, взбреди ему такая блажь, погнал бы с собой свиту.
– От тебя прячется, – смеётся Ястребов.
К вертушке направляется новый посланец. Гафур, телохранитель. Служит Зухуру точно пёс, но в общем нормальный мужик. Подходит:
– Ас салом, Даврон. Как дела, здоровье?.. – неспешно выпускает обойму вежливых вопросов, не требующих ответа.
– Нормально. Ты как?
– Не знаю. Подумать надо.
– Ну, думай. А в чем загвоздка?
– Блатной сказал, что Зухуршо на охоте, да? Не верь. Я тебя уважаю, зла не хочу. Потому подошёл…
Киваю: понимаю, мол. Спасибо.
– Зухуршо не жди. Не вернётся.
Непонятно. Не такая здесь местность, чтоб реально от меня смыться.
– Не в Афган же удрал.
Гафур указывает на небо.
– Туда.
Ощущение, будто бежал, а на пути внезапно опустилась стена, и я с разбегу, в горячке погони – мордой в бетон.
– Сам?! Или кто помог?
– Парнишка здешний. Тыква из Талхака.
Приказываю себе остыть. Зухур получил своё. Несущественно, кто наказал – я или кто-то другой. Делаю глубокий вдох. Медленный выдох. Порядок. Тыква? Да, помню… Боец из местных, Гуломов. Тот, что сопровождал меня в дом, где живёт Зарина.
Ястребов открывает дверцу, выходит, Гафур рассказывает, что и как произошло.
– У вас тут, как в кино, – говорит Ястребов. – Деревенский детектив… Ну что ж, Даврон, проблема решилась сама собой. Летим обратно.
– Погоди, – говорю. – Тыкву этого надо изловить.
Ястребов хлопает себя по бедру:
– С тобой не соскучишься! Изловим, дальше что? Душанбе бомбить полетим? Лётное время, брат, – штука недешёвая, время и керосин… Ну зачем тебе пацан? Пусть бежит.
Растолковываю:
– Боец совершил тяжкий проступок. Необходимо наказать. Показательно. Чтобы никто в отряде не думал, что можно укокошить вышестоящего по званию и сбежать. Расстреляю перед строем.
Он отводит меня в сторону.
– Не понял, – говорит негромко, чтоб не слышал Гафур. – Тебе-то об отряде какая забота? Теперь на меня работаешь. Я свои условия выполнил, твоя очередь. Наплюй на высокие материи, и возвращаемся.
Ага, хозяин заговорил! Расставляю точки над «и»:
– Давай проясним: я на тебя не работаю. Всего лишь подписался выполнить один заказ. Насчёт долговременного контракта уговора не было.
Ястребов задумывается.
– Торгуешься или доброту мою испытываешь? А, так и быть! Получил лошадь, бери и уздечку. Охота на Тыкву пойдёт как бонус. Для закрепления отношений. Вот только насчёт керосина… Ты своё обещание-то не забыл? Гляди, весь будущий гонорар ухлопаешь на расплату с летунами.
– Дисциплина дороже. – Возвращаюсь к Гафуру: – Ты видел, куда он направился?
Гафур понижает голос:
– Наверное, блатные его на Кухи-Мурдон загнали. Нас в детстве пугали: «Там мертвецы живут, люди оттуда не возвращаются». Хотя один старик рассказывал, какое-то ущелье есть, по которому он в молодости к Тавильдаре вышел. Тыква вряд ли найдёт…
– Меня-то не пугай. Лезь в вертолёт. Покажешь страшное место.
Вертушка поднимается над хребтом, вдоль которого тянется пастбище. Горные отроги внизу плывут, точно складки измятого бурого одеяла. Такими укрываются в детских домах. На северо-западе одеяло окаймляет охряная полоса. Гафур тычет в окно в ту сторону и кричит, пытаясь переорать рёв двигателя:
– Кухи-Мурдон!
На подлёте понимаю, почему про гору рассказывают сказки. Пологая стена цвета ржавчины поднимается уступами. На ней, точно могильные обелиски, в беспорядке разбросаны выходы тёмных скальных пород.
Шестнадцать двадцать. Гафур, глядя в окно, тычет пальцем – указывает вниз. Перехожу к левому борту. Внизу, по одной из террас в нижней трети склона движется маленькая человеческая фигурка. Гуломов. Возвращаюсь к правому борту, надеваю ларинг.
– Тарас, слева от тебя. Видишь?
– Вижу.
– Сможешь сесть?
– Ща узнаем.
Разворачивает машину, снижается. Сообщает:
– Облом. Уклон восемь градусов. Не хочу рисковать.
– Неужто зря летели?
– Могу подвиснуть. Площадка широкая, ветер позволяет…
Он подводит вертушку носом к склону, на высоте зависает над террасой и плавно опускается вертикально вниз. Вижу Гуломова. Стоит неподвижно справа от снижающейся машины. Попыток бежать не предпринимает.
Вертушка подвисает над самой площадкой. Голос Тараса информирует:
– Приехали.
Вешаю ларинг на кронштейн. Гафур встаёт, орёт:
– Я приведу!
Отмахиваюсь:
– Отставить. Сиди.
Открываю дверь. Высота – метра полтора. Спрыгиваю, иду к Гуломову. Он не трогается с места. Подхожу. В правой руке бойца – трофей. Зухурова башка.
– Дай-ка.
Гуломов протягивает мне тряпичную петлю, на которой висит голова. Поднимаю её на вытянутой руке. Голова перекашивается набок – грязная тряпица оттягивает ухо. Разглядываю с холодным любопытством. Зухура не узнать. Сейчас он напоминает гнилую дыню в базарной оплётке. Лицо смято, нос разможжен вдребезги, губы расплющены, но крови почти нет.
Мне приходит на ум, что система, вероятно, действует сложнее, чем представлялось. Я считал, что Зухур – всего лишь запал. Шарахнуло и его, да пострашнее, чем Зарину. И этого деревенского паренька тоже зацепило.
Возвращаю трофей бойцу. Спрашиваю:
– Штрафные удары на башке отрабатывал?
Он, мрачно:
– Нет, я вратарь… Когда играем, на воротах стою.
– Неважно. Жёлтая карточка тебе обеспечена. Знаешь, что это такое?
– Конечно. Радио слушаю.
– Так вот, в сегодняшнем матче жёлтая карточка – расстрел.
Боец, мрачно:
– Знаю.
– Факт, знаешь, раз бегством спасался…
– Я не спасался… От них уходил.
– Логика где? – спрашиваю. – Уходил, значит, спасался.
Боец, упрямо:
– Нет. Они шакалы. К ним в руки попасть – позор.
– Предположим. А сейчас почему стоял, ждал? Дунул бы в гору.
Боец выдаёт:
– Вы человек. От людей бегать позорно.
– Хочешь сказать, что смерти не боишься?
