От позора сбежал он из Талхака и пропал. Даже на похороны отца и матери не приезжал. Никто не знал, где он жил, чем занимался. Когда война началась, как щепка с крыши упала: Шокир вернулся. Хромой, без чемодана, без узелка, в том же старом костюме, в котором и по сей день ходит. Что с ним приключилось, от какой беды прятался – кто ведает? Наверное, совсем некуда было скрыться, раз в Талхак приехал. На пустое место. Сёстры замужем, в доме отца дальние родичи-бедняки живут. Они его и приютили. Кривой, злобный, он желчность свою вначале не выказывал. Гордый человек, нищеты стыдился и искоса, с опаской в людей вглядывался – помнят ли?
Сейчас он ковылял по тропе впереди меня. Мы к тому времени миновали верхний мост через Оби-Санг и поднимались к святому месту – мазору. Я спросил:
– Шокир, зачем людей будоражил?
Как ни удивительно, он ответил искренне:
– Увлёкся я, брат…
– Если этак поступать, никакого авторитета среди народа не будет.
Он остановился, опустил фонарь.
– Это вы, уважаемые, богатые, за свой авторитет дрожите. Шокиру терять нечего. Думаешь, сладко мне у вас? Живу как на зоне. Старики – как вертухаи. За каждым шагом следят. Куда идёшь? Что несёшь? Почему то сказал? Почему так сделал? А я зэком быть не желаю. Я, может, сам вертухаем стать хочу.
Удивили меня не мысли его, а жаргон.
– Ты разве и в тюрьме побывал?
– Сейчас срок тяну. Здесь, у вас…
Я поднял голову и указал на низкие звёзды, крупные, как слёзы счастья.
– Посмотри. Разве над тюрьмой может быть такое небо?
В ответ он буркнул:
– Убери людей, и это было бы лучшее место во всём мире.
Я подумал: «Бедный парень», а вслух сказал:
– Без людей даже горы мертвы.
Шокир скривился:
– Сбились вы в кучу, как бараны на заснеженном уступе, друг друга своим теплом греете. Почему меня внутрь не пускаете?..
Я не успел ответить. Спутники нагнали нас, Шер закричал снизу:
– Почтенные, отчего пробка на трассе?
Шокир без слов поднял фонарь, заковылял вверх по тропе.
Мазор возвышается над кишлаком на склоне хребта Хазрати-Хусейн. Поднимаясь к нему, чувствуешь, что приближаешься к святому месту. Деревья словно из другого мира прорастают – не такие, как повсюду. И в воздухе словно волшебная мелодия постоянно звучит.
Гробница святого Ходжи, предка нынешнего эшона, невысока, в мой рост. Над кубом из обтёсанного камня высится купол. И, как всегда по ночам, поставлен на гробнице горящий светильник, древний чирог – плошка с фитилём, опущенным в масло. В жилище эшона, чуть поодаль от мавзолея, окна темны.
– Почивают, – молвил престарелый Додихудо нерешительно. – Для дневных забот сил набираются. Дозволено ли сон святого человека нарушать?
– Зачем ноги понапрасну били?! – хмыкнул Шокир и закричал: – Эшон Ваххоб, о, эшон Ваххоб!
Ответил ему голос из темноты словами из Корана:
– O вы, которые уверовали! Будьте стойкими пред Аллахом, исповедниками по справедливости. Пусть не навлекает на вас ненависть к людям греха до того, что вы нарушите справедливость.
И святой эшон Ваххоб вышли из-за гробницы, где стояли, нами не замеченные.
– Вы ведь не за советом явились, – сказали эшон. – Пришли просить, чтобы я приказал людям из Дехаи-Боло вернуть вам пастбище.
Мы удивились их проницательности. Престарелый Додихудо сказал:
– Ваше слово – закон для мюридов. Возражать они не осмелятся.
Эшон спросили:
– Понимаете ли, о чём просите?
– Хотим справедливость восстановить! – крикнул Шер.
– А знаешь ли, что есть справедливость? – спросили эшон. – Просишь отнять у одних и передать другим. Какое у вас, людей Талхака, право требовать для себя бóльшую долю?
– Вазиронцы всегда отнимали силой, – сказал Шер. – Или обманом, как Торба.
Эшон усмехнулись:
– Когда Саид-ревком своей властью у них отобрал и вам отдал, к справедливости вы не взывали.
Раис сказал:
– У вазиронцев много земли. А наши овцы не доживут до поры, когда сойдёт снег на малом, верхнем пастбище.
– Этот мир непостоянен, – сказали эшон Ваххоб. – Всё переменится гораздо быстрее, чем ты ожидаешь. Как бы вам не пожалеть о переменах.
Мудрой была их речь, но мы на другое надеялись – на совет или защиту.
Возвращались ни с чем. Гиёз-парторг проворчал:
– Политик. Демагог…
– Святого человека осуждать грешно, – осадил его престарелый Додихудо.
– Начальству надо жаловаться, – сказал раис.
– А где оно? – сказал Шер. – Из Калай-Хумба начальство до нас не дотянётся. Руки коротки. Слава Богу, лишились начальники власти.
– Теперь вообще никакой власти нет, – вздохнул парторг.
– Зачем нам власть? – спросил Шер. – Хорошо живём. Трудно, зато сами по себе.
– Зухуршо нынче власть, – сказал раис.
– Завтра утром поеду в нижний кишлак, в Ворух, – сказал парторг. – За справедливостью. Пусть Зухуршо нас с вазиронцами рассудит.
Шокир сказал:
– О какой справедливости говорите? Не знаете разве: если бы не было носа, один глаз выклевал бы другой…
4. Карим Тыква
Иду по нашей стороне, лепёшки в узелке несу, а навстречу Шокир хромает.
Я когда маленький был, думал, Шокир – какой-то великан. Рассказывали, Шокир ветры пустит – ураган поднимается. Один раз корову позади себя не заметил, присел по нужде, корову в небо унесло. Говорили, в верхнем кишлаке Вазирон опустилась. Хозяин прослышал, забрать пришёл, но вазиронцы: «Наша корова, не твоя. Нам её Аллах свыше послал», – сказали. Так и не отдали.
Ещё рассказывали, год был, когда весна рано наступила. Все радовались. Но Каххор-эшон, отец нашего нынешнего эшона Ваххоба, удивительно погоду предсказывали. Ни разу не ошиблись. Сказали: «В скором времени ждите страшный град. Все посевы, все сады побьёт». И определённый день назвали. Весь народ испугался: «Что делать будем?», «Как выживем?» Дед Додихудо, знающий человек, сказал: «Надо град в сторону от наших земель отвести. Шокира надо просить. Коли его досыта горохом накормить, он тучу отгонит. Но слово «горох» при нём не произносите. Разгневается».
Пришли к Шокиру. Тот согласился. «Ладно», – сказал.
Спросили: «Чем вас угощать?»
«Плов несите», – Шокир приказал.
Обеспокоились. «Плов, – думают, – нужного ветра не обеспечит».
«Не желаете ли чего другого? – предложили. – Может, этого… того самого хотите?»
