– Гург, братан, скажи ему! Чё он творит?!
Гург воровской развинченной походочкой подгребает к Зухуру.
– Зухур, что за канкаты? Хорошего человека на карачки ставят. Рожу ему чистят…
– Твоя ли забота?
– Моя не моя, а люди в непонятках, беспокоятся.
– Пусть не беспокоятся. Лучше пусть готовятся по нему джанозу читать.
Гург скалит стальные клыки:
– Каюм узнает, ему не понравится…
– С Каюмом сам разберусь.
– Ребятам тоже не понравится.
– А с ними ты разберись. Понял?!
Сильно Зухура заклинило, факт. Аж на самого Гурга голос повысил… И что ещё за Каюм? Впервые о нем слышу.
Гург в ответ, задушевным, хриплым шёпотом:
– Я понял, а ты-то въезжаешь? Кто тебя защищать будет? Думаешь, Даврон? Это мы защищаем. Сам знаешь, в горах опасно…
– Угрожаешь?
Гург не отвечает. Отваливает. Зухур с беспокойством смотрит вслед. Говорю:
– Зухур, я прикажу: он и расстреляет.
– Я сам!
Сам так сам, пускай тешится. Советую:
– Скажи Гафуру, чтоб снял с Рембо бронежилет.
– Зачем? Голова есть…
– На твоём месте, я бы целил наверняка. В грудь.
– Попаду куда надо.
Комедия! Неуклюже тащит пистолет из кобуры. Стрелял он не часто – это факт. Если вообще когда-нибудь стрелял.
– Зухур, зайди к нему со стороны. Слева или справа…
– Зачем?
– Если отсюда, то на линии выстрела – люди. Мало ли чего…
– Неважно. Я попаду.
Опять упёрся. Иду на хитрость:
– Кто б сомневался! Попадёшь. Но в этой позиции тебя Рембо заслонит. А станешь сбоку – целая панорама. Как в кино. На широком экране.
Хлопает меня по спине.
– Молодец! Хорошо предложил. Слушай, а если пуля в жилет угодит – пробьёт?
– Покажи пистолет.
Протягивает какой-то изукрашенный дамский пистолетик. Пожимаю плечами:
– Смотря с какой дистанции стрелять. А тебе-то что?
– Интересно.
– По ГОСТу броник должен останавливать пулю из «макарова» с пяти метров. Знал я двух орлов, которые затеяли дуэль в жилетах. Не знаю, из лихости или на спор – проверить, пробьёт или не пробьёт. Стрелялись метров с двадцати. Один попал. Пуля бронепластину не пробила.
– Двадцать метров… Далеко.
– У того орла, что принял пулю, были сломаны четыре ребра. И лёгкие ему размозжило. Умер на третьи сутки… Но то был пэ-эм. Насчёт твоей пукалки ничего сказать не могу. Пуля лёгкая, скорость маленькая… Вернее всего, броник не пробьёт и ребра не сломает.
– Пукалка! Слова выбирай.
– Ладно: твоё благородное оружие. А ты что, хочешь в броник выстрелить?
– Нет! Зачем?!
– В любом случае, бей с близкой дистанции. Метров с двух. Ещё лучше – в упор.
– Сам знаю.
Я, безразлично, в пустоту:
– Некоторые ещё оружие с предохранителя снимают…
– Где?! Покажи, как.
Показываю. Он поглаживает змея, шепчет: «бисмилло».
– Гафур, опусти его.
Телохранитель с силой давит Рембо на плечи. Рембо бухается на колени. Вскрикивает от боли. Разбил коленные чашечки, факт. Не беда, ему теперь не в футбол играть.
Зухур подходит, встаёт рядом с Рембо, лицом к толпе.
– Люди Талхака! Не для того я приехал, чтобы вас притеснять. Не за тем, чтобы нарушать обычаи. Я ваш земляк. Всех вас знаю. А вы все меня знаете…
Из толпы кричат:
– Знаем! Гиёза зачем убил?!
– Пастбище почему отнял? Все овцы погибли.
Смелые ребята, эти горцы. Или ещё не осознали, что к чему?
– Этих двух несчастных почему застрелили?!
Зухур:
– Да, товарищи, произошёл такой инцидент. Решим этот вопрос…
Кладёт на макушку Рембо руку. Левую. В правой – пистолет.
– Вот этот человек… Его обвиняют, говорят: он убил ваших односельчан. Он говорит, что защищался. Говорит, что ваши люди на него напали. Правда или не правда, пусть Бог судит. Если этот человек виновен в смерти тех несчастных, он погибнет. Если не виновен, пуля не причинит ему вреда…
Поня-я-я-ятно. Решил всех ублажить – и блатных, и местных. Потому и расспрашивал про бронежилет. Напугали-таки его духи. Ладно, пусть целит куда хочет. Без разницы. В любом случае выйдет по-моему. Если Зухур схитрит, то Гург дострелит.
Зухур отходит на пять метров вправо. Гафур разворачивает Рембо к нему грудью. Отходит в сторону. Зухур топчется: шаг назад, вперёд. Сначала не врубаюсь, к чему эти танцы с бубном. Затем соображаю: он сам ещё не знает, как поступит. И крови хочется, и боязно. Да и вообще страшно: Рембо смотрит в упор. Трудно убить человека, глядя ему в глаза.
В детстве я видел в газете снимок: во Вьетнаме какой-то узкоплёночный генерал расстреливает вьетконговца. Генерал, лысый, сухой, тощий, – руку наотлёт и прислонил ствол к самому виску партизана. Зухуру такое не под силу. Злости и бесчувственности у него хватает, но самолично убивать ещё не приладился.
Зухур наконец решается. Становится в стойку. Вытягивает руку с пистолетом. Застывает. Позирует. Растягивает удовольствие. Змей изгибается, кладёт голову ему на предплечье. Плакат…
Зухур высвобождает руку. Вытягивает вновь. Целится. Судя по углу, в грудь. Значит, пошёл у духов на поводу. Струсил.
Выстрел.
Отдача подбрасывает ствол вверх. У Рембо выносит затылок. Порядок! Гург может отдыхать. До поры… Фиксирую время. Семнадцать пятнадцать.
Басмачи гомонят. Наблюдаю. Нет, не посмеют. Однако подзываю своего бойца:
– Комсомол, сюда! Что там у вас?
– Блатные обижаются…
– Знаешь, что делать в случае чего?
– Знаю.
– Вас семеро. Ты – за главного. Если что – не раздумывай. Командуй. Бейте на поражение.
Ко мне подходит Зухур. Тычет стволом в кобуру, не попадает, руки трясутся. Реакция. Адреналин.
– Ты видел?!
Глаза светятся, как у кота.
– Нет, скажи, ты видел?! Как я…
Чего ждёт? Поздравлений?
– Для первого раза неплохо, – говорю. – Промазал всего сантиметров на тридцать.
– Почему обижаешь? Вон, смотри – лежит. Мёртвый…
– Ты целил в грудь. В следующий раз держи рукоятку крепче. И пистолет пристреляй.
