Мне для ответа хватило одного слова. Я собрал все своё мужество, отбросил приличия и ответил:
– Нет.
– О-ха-а! – едва слышно ахнули раис и престарелый Додихудо.
Горох даже расцвёл от удовольствия – опять намечалось представление. Он заговорил внятно, ласково, словно убеждал ребёнка:
– Эх, Джоруб, Джоруб… Наверное, я тебя не понял. Или правильнее сказать, ты меня, наверное, не понял. Вот они, – тут Шокир подобострастно перекосился в сторону Зухуршо, – в твоё семейство войти желают. Или правильнее сказать, они желают девушку в их собственное семейство принять. В жены желают взять. Понимаешь? И они, по обычаю, спрашивают: согласен ли ты?
Я ответил твердо:
– Нет, не согласен.
Правда, не скрою, смотрел я при этом в землю – опасался, что не сумею стерпеть гневный взор Зухуршо, но с изумлением услышал, как он произнёс спокойно:
– Хорошо. Дело сделано. А вы, уважаемые, – в это время я поднял глаза и увидел, что он обернулся к раису и старому Додихудо, – вы будете свидетелями. Вы слышали, как этот человек дал согласие отдать эту девушку мне в жены. Готовы подтвердить?
Я не таю зла на моих боязливых и расчётливых односельчан.
– Да, товарищ Хушкадамов, мы слышали, – сказал раис. – Джоруб согласен.
– Мы подтвердим, – сказал престарелый Додихудо.
Гнев, возмущение, отчаяние разрывали мне сердце, но что я мог поделать?! Зарина шагнула к Зухуршо и потребовала:
– Теперь отпустите брата.
– Зачем? – удивился Зухуршо.
– Вы обещали!
– Э, нет, девочка. Ты просила брата не наказывать. Отпустить не просила, я не обещал. В солдаты его беру.
– Нет! Обещали!
– Опять грубо говоришь?! Оказывается, не понимаешь… Наш уговор ничего не стоит. Своего дядюшку благодари – он тебя замуж выдаёт.
– Дядя Джоруб, зачем вы вмешались! – сквозь слезы выкрикнула Зарина. – Зачем?!
Зухуршо спросил с притворным сочувствием:
– Почему плачешь? Радоваться надо. Твоему брату повезло – солдатом станет…
15. Олег
Меня поразило, насколько реальный расстрел оказался не похож на то, чего я ожидал. Я-то воображал, что выстрел, как показывают в кино, отбросит Рембо назад. Ну, если не на пару шагов, то хотя бы опрокинет на спину… Ничего подобного. Казнь произошла как-то ужасающе просто. Зухуршо подошёл, наставил пистолет. Бух! Рембо словно бы осел и повалился наземь.
Нет, я его не жалею. Общался и отлично представляю, что за мразь. Но то была не казнь, а… не знаю даже, как назвать… что-то убийственно техническое. Единственное, что придало расстрелу намёк на человечность, – это удовольствие, с каким Зухуршо провёл экзекуцию. Думаю, он потому и тянул время перед выстрелом, что ощущал себя Богом, который держит в руке жизнь человека, и страшно смаковал это чувство…
Да нет, вздор! Столь высоко он не взлетает. Его потолок – роль грозного падишаха, которую он исполняет с упоением. Разыгрывает её, конечно, для себя и перед самим собой, но хотел бы я знать, сознает Зухуршо, насколько он зависим от зрителей? От крестьян, которых презирает. И даже не презирает. Для него они нечто вроде сельскохозяйственной культуры. Он сказал мне как-то на днях: «Крестьяне как трава. Ты, конечно, не знаешь – есть у нас одна травка девзабон, спорыш. Повсюду растёт. Незаметная, жилистая, низкая, по земле стелется. Но живучая: чем больше топчешь, тем шире разрастается…»
Однако эта самая трава диктует ему технику актёрской игры, костюм, декорации… Именно ради того, чтобы заворожить крестьян, чтобы предстать перед ними страшным мифическим владыкой, он и таскает на плечах тяжеленного питона. Однако ни удав, ни автоматы Калашникова не заменят главного – фарна правителя, его харизмы. А с фарном у Зухуршо большая напряжёнка. И горцы, потомки древних ариев, наполовину оставшиеся в древности, чувствуют это печёнками.
Похоже, Зухуршо одержим синдромом голодавшего. Жрёт власть в три горла. Обжирается. Представляю, как он в бытность свою партийным инструктором подчинялся, терпел, сдерживался, откладывал и теперь, когда дорвался до «настоящей», абсолютной, никем не ограниченной власти, не желает себя сдерживать и хоть на секунду откладывать получение того, что захотелось. Он как ребёнок… Вероятно, не только Зухуршо, но и любой вообще психопат – это субъект, психика которого застряла где-то в раннем детстве. Остановившееся развитие. У психопата – ум, навыки взрослого и душевный склад младенца. Потому-то он настолько капризен, бесчувственен, жесток… И абсолютно неспособен повзрослеть. Увидел игрушку – дай! Во что бы то ни стало. Никаких «потом». Сейчас. Сию минуту. Загорелось попробовать, каково это – убивать. Тут же убил.
Он всегда действует импульсивно, поддавшись моменту, и чаще всего себе во вред. Сейчас ублажил себя и аудиторию – пейзане жаждали справедливой мести, – зато оскорбил и восстановил против себя ту часть боевиков, которую Даврон именует урками, басмачами, душманами, духами… Эти не простят, наверняка попытаются отомстить. Забыл он, что ли, про них, увлёкся? Или надеется на Даврона, который пока держит боевиков в узде…
Не могу понять, что связывает Даврона и Зухуршо. Даврон всячески демонстрирует свою независимость и, вместе с тем, служит Зухуршо. Без него Зухуршо – ноль. Вся его власть держится на угрозе применения насилия, а насилием заведует Даврон. И тем не менее, Зухуршо частенько его задирает, они постоянно грызутся.
Загадочная он личность, Даврон. Не разберу, кто он на самом деле. То ли банальный циник, то ли притворяется безразличным, сдерживает себя и спускает Зухуршо его выходки. Даже за русскую девочку не вступился, а ведь она ему небезразлична. Я заметил, как он тайком на неё посматривал. Меня эта девица заинтересовала чрезвычайно. Кто она? Каким ветром её занесло в глухой кишлак?.. Черт возьми, как было гадко на душе, как противно… Словно Зухуршо насильно сватал не девчонку, а меня самого. Я должен был, обязан был вмешаться. Но чем я мог помочь? Ну, ладно, я – посторонний, наблюдатель, всего лишь свидетель. Профессия такая. А Даврон?! Он почему смолчал? Почему не вступился?
Может, напрасно себя казню? Девочка-то решительная. И очень даже. Возьмёт да скрутит Зухуршо в бараний рог. Такие решительные чаще всего забирают полную власть над мужем. И станет наш грозный Зухуршо подкаблучником. А златовласая красавица сделается Шамаханской царицей, будет править ущельем Санговар из опочивальни…
А между тем Зухуршо прошествовал в центральную точку очередной мизансцены – к трупу Рембо – и вопросил:
– Кто у вас асакол, староста?
Из толпы неспешно вышел человек. Плотный, кряжистый – хоть помещай его в музей с табличкой «Сельский руководитель нижнего звена». Экспонат был выполнен с идеальной точностью, которую подчёркивал даже незначительный изъян: староста сильно косил на один глаз, что не мешало ему держаться с большим достоинством.
