А теперь приходится злиться на саму себя.
Вчера к дедушке пришли гости, а тётя Дильбар послала меня отнести им угощение. В мехмохоне сидели три человека. Мальчишка, Карим, мой несостоявшийся жених. Понурый, с таким грустным видом, что мне стало его жаль, хотя замуж за него я не пошла бы ни за какие коврижки. Ещё были Даврон, тот военный, и противный урод, староста. Он мерзко на меня пялился, хотелось подойти и дать по роже.
Я пошла в летнюю кухню вскипятить ещё чаю. Поставила кумган на очаг, подбросила на угли хвороста и засмотрелась, как разгораются и пляшут красные языки пламени. Люблю живой огонь. Тот, что у нас в Ватане на плите в газовых горелках, какой-то ненастоящий, не огонь даже, а шипящее однообразное горение голубого химического цвета. Скука. А когда горят хворост и поленья, кажется, происходит что-то волшебное и очень хорошее… Вдруг вспомнился недавний сон. Приснилось, что я, совсем как в жизни, стою с нашим старым почерневшим от сажи кумганом перед очагом. Из жерла печи бьёт жуткий огонь – не подступиться. Наконец решаюсь: ставлю кувшин в пламя, отдёргиваю руку. Кумган падает, вода заливает огонь. Кто-то из темноты кричит страшным голосом: «Зажги! Зажги!» Я проснулась. Ничего, кажется, особенно пугающего не увидела, а сердце колотится как сумасшедшее…
Обычно сны я забываю, а этот почему-то привязался. У мамы допытываться, что он означает, – высмеивать начнёт. Я пошла к тете Дильбар, она спросила:
– Ты обожглась? Если кто увидит, что огонь одежду поджёг или часть тела, его постигнет беда.
– Вроде нет.
– Хвала Богу. А очаг опять разожгла?
– Тётушка, я не знаю. Я сразу проснулась.
Тётя Дильбар задумалась.
– Когда видишь, что развела огонь, чтобы согреться или других согреть, значит, найдёшь полезное дело и избавишься от нищеты. А раз не знаешь… По-всякому можно толковать. Э, доченька, не грусти, жизнь у тебя счастливой будет.
Вспомнила я и подумала: «Ну как же. Счастливая! Вот оно, счастье, и привалило». Я гнала от себя мысли о предстоящем замужестве. Твердо решила: я не дамся. Пока не знаю, как, но ни за что не дамся. И стараюсь больше об этом не думать…
Неожиданно под навес вошёл тот военный, Даврон.
– Зарина, можно с тобой поговорить?
Симпатичный дядька. Видно, что сильный, и весь какой-то ладный, подтянутый. Лицо гладко выбрито, усы аккуратно подстрижены. Форма чистенькая, выглаженная, говорит очень чисто и правильно. От русского не отличишь.
Я ответила:
– Отчего же не поговорить. Можно.
Наверное, немного грубо получилось. Даврон все же спас нас на дороге, и все мы ему очень благодарны, но мне не понравилось, как он разглядывал меня, будто изучал или с кем-то сравнивал.
Он, видимо, не знал, с чего начать, и я спросила:
– Вы про Андрюшу правду сказали? Наверное, не хотели при дедушке говорить, как на самом деле…
– Я всегда говорю правду. У твоего брата все нормально. Служит.
– Этот ваш начальник… его не обижает?
– Не обижает. Я не разрешу. И тебя не обидит.
– Я сама не дам себя обидеть.
Он сказал:
– Надя, ты…
Я поправила:
– Зарина.
Он как-то странно посмотрел.
– Да, конечно. Зарина. Извини… Ты смелая девушка, но Зухур тебя не обидит. Слово мне дал.
У меня внутри настолько заледенело от мыслей о проклятом замужестве, что я не сразу оттаяла. Не могла поверить. Вспомнила, как все было, и сказала:
– Он вас обманет. Он пообещал, а сам Андрюшку приказал забрать.
– Не соврёт. Побоится. К тому же, я постоянно буду рядом. И не дёрнется.
Он говорил уверенно, выглядел таким надёжным.
– Сомневаешься? Я бы тоже сомневался, факт. Почему вообще допустил сватовство? В то время были другие обстоятельства. Рассказать не могу. Очень серьёзные. Но всё закончилось. Поверь, теперь ты в безопасности.
Я спросила:
– А как же Андрей? Брата вы тоже отпустите?
– Его не могу.
Я чуть не лопнула от возмущения:
– Скажите лучше: не хочу! Или вы не командир? Боитесь, что этот ваш… начальник… не разрешит отпустить?
– Пусть послужит. Всякий парень должен служить.
И как раз закипела вода. Чтобы не наговорить ещё больше грубостей, я подхватила кумган и ушла.
Наверное, все испортила. Он рассердился и не станет помогать. И пусть. Разве я могла не заступиться за брата?
25. Даврон
В дверь кто-то скребётся. Пытается открыть. Мгновенно просыпаюсь. Пэ-эм лежит у изголовья. Хватаю, сдвигаю предохранитель. Вход в помещение – на востоке. Напротив двери, на полу у западной стены, расстелена постель. Под одеялом – свёрнутая в рулон курпача. Имитирует спящего, укрытого с головой. Моя лёжка расположена вдоль восточной стены – той, в которой дверь. Головой на север, лицом ко входу. Чтобы увидеть меня, надо войти в мехмохону. Время – ориентировочно семь пятнадцать.
Дверь приоткрывается. Стоящий снаружи медлит. Факт, всматривался в фигуру под одеялом. В комнате полумрак. Бесшумно вскакиваю. Присаживаюсь на корточки у самой двери. Кто-то сделал большую ошибку. Дал мне время на подготовку. Надо было ворваться в комнату и моментально начать пальбу.
Дверь открывается шире. В щель протискивается ребёнок. Мальчонка лет четырёх. Сын мулло Раззака. Голова – на уровне моих глаз. Видит меня. Замирает неподвижно. Рот раскрывается от страха. Чёрные блестящие глазёнки. Точь-в-точь птенец майны.
Медленно кладу пистолет на пол. Резко хлопаю в ладоши. Птенец вздрагивает, вспархивает и улетает. Подхожу к двери. Напротив через двор на пороге дома стоит жена мулло Раззака. Птенец прячется. Утыкается лицом к колени матери. Завидев меня, женщина прикрывает лицо концом платка. Берет мальчика за руку, уводит в дом. Фиксирую время: семь семнадцать.
Возвращаюсь в комнату. Откладываю пэ-эм. Достаю из вещмешка бритвенный несессер. Снаружи осторожно стучат. Три раза. Разрешаю: «Входи». Старший сын мулло Раззака – тринадцать лет – входит. Выкладывает стопку чистого белья на пол, застланный паласом. Справа от входа. Бормочет:
– Вода готова.
Беру бритвенный прибор, сую ноги в глубокие калоши. Выхожу. Возле стены, как обычно, поставлены кувшин с тёплой водой и круглый рукомойник. Пристраиваю зеркальце на окне мехмонхоны. Тщательно бреюсь. Сын мулло Раззака подхватывает рукомойник, поднимает повыше, чтобы мне не пришлось нагибаться. Я в первый же день объяснил, что лицо необходимо споласкивать три раза, а руки – четыре. Всего семь раз. Парень запомнил. Каждое утро без подсказок соблюдает точный счёт. Пока ни разу не сбивался. Подаёт полотенце.
