– Нельзя, – соглашаюсь. – И чего ты от меня хочешь?
Мулло канючит:
– Не выживем мы, с голоду погибнем. Поговорите, пожалуйста, с уважаемым Зухуршо…
Закончить не успевает.
Семь тридцать пять. Стук в дверь. Командир первого взвода Комсомол.
– Даврон, есть информация.
Бросаю взгляд на мулло. Тот поднимается, выходит.
– Бунт в Верхнем кишлаке, – сообщает Комсомол.
– Докладывай.
– За порядком в селе следили двое. Один – наш, один басмач, – рапортует Комсомол. – Басмач зарезал чью-то корову. Мужики возмутились, пошла драка. Нашего, вроде, убили. Не знаю точно. На улице мотоцикл стоял, на котором караульные приезжают… Басмач с ножом пробился к мотоциклу и ударил по газам. Вырвался из кишлака, по дороге мотор заглох, басмач пешком добрался до Воруха. И сразу к своим. Те поднялись и – к Зухуру. Короче, он разрешил Рауфу взять человек пять и ехать разбираться. Представляешь, сколько крови прольют…
Очень хорошо представляю. Рауф – редкая мразь. Садист, психопат.
– Когда уехали?
– Ещё вчера утром, втихаря. Я случайно узнал…
– На чем?
– На «скорой».
– Поня-я-тно, – говорю. – Беги в казарму, подними взвод. Пусть грузятся на «газон» и ждут меня на площади. Алика с машиной пошли к дому Зухура.
Выхожу. Мулло топчется возле мехмонхоны. Говорю ему:
– Принял твою просьбу к сведению.
Семь пятьдесят восемь. Во дворе Зухурова дворца встречаю Гадо.
– Почему не в дороге?
Зухур поручил ему отвезти в Калай-Хумб подарки Алёшу Горбатому.
Мнётся:
– Машину ремонтируют…
Понятно. Специально меня поджидает, факт. В курсе событий и желает проследить за предстоящим конфликтом.
– Где? – спрашиваю.
Кивает на пристройку с кабинетом.
Зухур восседает на своём троне за огромным полированным столом. Вхожу, он вскакивает.
– Даврон! Все утро тебя ищу! Куда ты пропал?
Хитрит. Пытается перехватить инициативу. Перекладывает вину на меня. Сажусь за стол, перпендикулярно приставленный к его письменному алтарю. Указываю:
– Сядь здесь. Напротив.
Нехотя подчиняется. Прикидывается, будто снисходит. Говорю спокойно:
– Зухур, пока я здесь, не суйся. Ты завхоз.
Изворачивается:
– Прибежали, сказали: бунт. Я не хотел время терять.
– Почему мне не сообщил? Нельзя было урок отпускать одних. Они кишлак кровью зальют.
– Эти горцы разучились власть любить, пусть бояться научатся.
Я едва сдержался. Глубоко вдохнул. Медленно выдохнул…
– Кончай темнить. Хоть раз не изворачивайся. Я в курсе ситуации. Понимаю твою тактику. Не хочешь перечить бандитам. Испугался, отослал их подальше от своей особы. Но ведь это на время. Через несколько дней вернутся. И как планируешь обороняться?
Он заблеял:
– Э, Даврон, думаешь, это просто? Дело намного сложнее… Ты не знаешь…
Знаю. Едва Гург сболтнул о Каюме, я дал своему информатору, задание: «Выясни у духов, кто таков. Какие у него дела с Зухуром». Стукач раскопал немало. Но это всё не важно. Обрываю Зухура:
– Сейчас не время, а вернусь из Верхнего селения, разберусь. На тебя мне плевать, но ведь всё ляжет на местных мужиков…
На мужиков мне тоже наплевать, но вряд ли смогу бросить их на растерзание сволочи.
Подвожу черту:
– Амба. На данный момент диалог закончили. Дай бумагу и ручку.
Вчера днём я не успел рассказать Зарине о договоре с Зухуром. Она в первую же минуту: «Отпустите брата. Или боитесь начальника?» Я не мог объяснить, чего опасаюсь. Факт, не Зухура. У него предо мной коленки дрожат. Но я до смерти боюсь навлечь на её брата беду. Она сама по случайности избежала короткого замыкания. Рассказать – не поверит. Я никогда не рассказываю. Никому. Отбрехался: «Парни должны служить». Бред, конечно. Она фыркнула, вспыхнула и убежала. Так и не узнала, что Зухур к ней не прикоснётся. Брак будет фиктивным. Зато я успел её рассмотреть. На близкой дистанции. Сходство с Надей минимальное. Золотые волосы. Голубые глаза. Решительное выражение лица. Прямая осанка. Совпадают только отдельные черты. Иллюзия зеркального отражения исчезла вместе со страхом, что Зарину ждёт Надина судьба. Пишу ей записку. Очерчиваю полный расклад.
Клея у Зухура, само собой, нет. Выхожу из кабинета.
– Алик, быстро: горсть муки, воду, чашку какую-нибудь. Три минуты.
Мчится на кухню, через две минуты тащит. Даю инструкцию:
– Разведи до густой сметаны.
Заклеиваю письмо.
– Не вода, а жидкое, без рук держит, без замка запирает, – по ходу комментирует Алик.
– Не радио, а болтает, – подвожу итог. – Давай-ка гони к казарме…
Десять двадцать три. Подъезжаю к повороту на Талхак. Приказываю Алику:
– Тормози.
Выхожу из машины. Грузовик останавливается позади. Бойцы в кузове встают, озираются: почему остановились? Комсомол, взводный, выскакивает из кабины.
– Кто у тебя из бойцов самый слабый? – спрашиваю. – Кликни его.
– Теша, сюда! – командует взводный.
Из кузова спрыгивает на дорогу хилый паренёк.
– Местный, из Верхнего селения, – поясняет Комсомол. – Пригодится для общей ориентации. Затем его и взяли.
– Обойдёмся, – говорю. – Отсылаю его с поручением.
Заезжать в Талхак нет времени. На счету каждая минута. Необходимо успеть в верхний кишлак, пока урки дел не натворили. Теша – пацан бестолковый, но чтоб письмо отнести, ума не надо. А как боевая единица он – ноль. Если дело дойдёт до серьёзного, пользы от него никакой.
Инструктирую мальчишку:
– Отправляйся в Талхак, найди дом старика Мирбобо, ветерана войны…
– Искать не надо! Знаю. Его все знают.
– Вызови внучку старика, Зарину. Скажи ей, что все нормально. Ситуацию я уладил, но вынужден отлучиться. Пусть не беспокоится. И передай записку. Задание понятно? Повтори.
– «Все нормально» – скажу, записку передам.
– И ещё: с бойцами задание не обсуждать. В кишлаке – ни слова о том, кто тебя послал. Проболтаешься, голову оторву. Выполнишь аккуратно, повышу в звании. Это понятно?
Козыряет:
– Так точно!
– Домой в следующий раз съездишь. Слышал, невеста у тебя…
Точнее, мне известно, что товарищи называют его женихом. Следовательно, в наличии имеется и невеста. Одно подразумевает другое.
