Да, конечно, она приходила сюда убирать, но часто ловила себя на том, что вместо того, чтобы смахивать с книг пыль, зачитывается их названиями, а вместо того, чтобы протирать медную посуду, принюхивается к холщевым мешочкам и пытается разобрать их содержимое. И за эти три месяца ее ни разу не назвали ни колдуньей, ни лентяйкой.
Волнуясь сильнее прежнего, она отошла от окна и осторожно опустилась на ковер у ног старика – хотела, но не осмелилась взять его за руку.
– Спасибо.
– Это не мне спасибо. Ничто в жизни не случайно.
Они помолчали. Этот приземистый дом, пахнущий сухой бумагой, известковой пылью и развешенным вдоль стен гербарием вдруг стал «ее» домом. Так же легко и беспрепятственно, как скатывается в горло сладкая карамель, запитая персиковым соком.
– А можно я буду называть тебя Учителем?
– Нет, нельзя.
Она напряглась, но лишь до того момента, пока не услышала объяснение.
– Если кто-то заподозрит меня в твоем обучении, преследовать будут нас обоих. Ты это понимаешь? О даре никогда нельзя говорить. Ни с кем.
– Но ведь ты сказал, что он есть у каждого? Тогда почему нет?
– Лишь единицы хотят приложить усилия, чтобы его развить. И сотни тысяч хотят использовать того, кто его уже развил. Это ясно?
– Да. Ясно.
– Поэтому для тебя я просто Ким.
– Хорошо. – Тайра кивнула и вновь едва удержалась от того, чтобы не накрыть сухую морщинистую ладонь своей. – Ты просто Ким.
Пусть будет так.
Он никогда не спотыкался в собственном доме. Не запинался о предметы, знал, где повернуть в соседнюю комнату, с точностью до миллиметра чувствовал, что чашка с мятным настоем стоит между тарелкой и подсвечником и ни разу не промахивался мимо загнутой ручки, как ни разу не ошибся в выборе книги, которую, будучи слепым (слепым!), собирался полистать.
Глядя на Кима, Тайра все чаще задавалась вопросом, для чего вообще людям глаза. Чтобы оценивать внешность друг друга? Чтобы ошибочно полагать, что этот орган чувств единственный, на который стоит полагаться при выборе чего бы то ни было: продуктов, одежды, дороги и ее направления? Чтобы не натыкаться на стены? Чтобы не утруждать себя развитием внутреннего чутья?
Последнее предположение пугало ее.
Глазами легко оценить внешнее поведение собеседника – его жесты, выражение лица, глаз, заметить чистоту одежды, ногтей, увидеть хмурятся ли брови, улыбаются ли губы, и по этим признакам корректировать собственные реакции. Вот только как быть с тем, что внешние факторы часто лживы? Она заметила: не каждый улыбающийся счастлив и не каждый плачущий несчастен. Клубок из эмоций невидим – он спрятан куда глубже и покоится на уровне, недоступном для восприятия человеческими глазами. И это значит, что зрение придется временно «отключить» – нейтрализовать, как мешающий видеть по-настоящему сегмент.
Боги. Это страшно. Страшно менять собственные устои и убеждения, страшно верить в то, что то, во что ты верил, ошибочно.
– Как это делать, Ким? Как смотреть «ощущениями»?
Он никогда не путал книги, даже если она намеренно меняла их местами. Не столько тестировала старика, сколько восхищалась его умением чувствовать название книги пальцами.
– Смотри на людей мысленно, – каждый раз отвечал он, неторопливо водя сухими подушечками по шершавым страницам, – и пытайся увидеть не обличье, а слои. Попытайся почувствовать не внешность, а энергию. Если настроишься на астральный слой – увидишь эмоции. Если на физический план – увидишь органы и их болезни.
– Внутренние органы?
– Да, органы.
– И болезни?!
– Именно.
– Но ведь это страшно.
– Страшно не это. – Незрячие глаза смотрели в направлении начертанных на бумаге символов. – Страшно обладать зрением и быть слепым. Понимаешь, Тайра?
– Понимаю. И я стараюсь.
– Вот и старайся.
– Но у меня не получается!
– Однажды получится. Будь терпелива.
И она смотрела.
Смотрела на всех, кого близко или далеко видели глаза. Людей на рынке, прохожих на улице, Раджа, когда тот кружил рядом, пытаясь отыскать причину для очередного упрека, продавцов в лавках, убогих на ступенях храма, старика Кима и чаще всего на саму себя.
Но ничего не видела. Разум представлял лишь ту картинку, что передавали ему глаза – не более.
– Расслабь сознание, – учил Ким, – дай ему сдвинуться. Перестань его насиловать – позволь способности открыться самой, и не исследуй саму себя – это тяжелее всего.
– Я вижу людей. Таких, какие они есть в жизни. Одетых, раздетых, грустных или веселых, но просто людей. Я могу представить их смеющимися или плачущими, но не могу их, как ты говоришь, увидеть.
– Ты хотела учиться, Тайра? Тогда старайся и терпи. Но, самое главное, оставайся расслабленной – старайся постичь с интересом, но без нужды постичь.
Оставайся расслабленной? Не испытать острую нужду в знании тогда, когда сумел ощутить, как многогранен и интересен мир?
Иногда ей казалось, что учитель, который не позволял именовать себя учителем, издевался над ней, нерадивой ученицей, не иначе.
Это вышло случайно, когда по истечении третьей недели упорных попыток увидеть «что бы то ни было», Тайра, наконец, сдалась – решила позволить находящимся на грани кипения мозгам отдохнуть. И все потому, что ночами стало происходить нечто странное: ее тело мучилось от невозможности уснуть, подергивалось изнутри, чесалось, взрывалось непонятными эмоциями, «корежилось», изматывало одним своим наличием. Все это приводило к страшной усталости ночью и невозможности сосредоточиться на чем бы то ни было днем.
Кимайран в ответ на жалобы лишь посмеивался. Улыбался широко и беззаботно, как улыбаются малые дети, еще не осознавшие, что мир не состоит из одних сладостей, конфет и ласковых прикосновений материнских рук.
– Своими изысканиями ты тормошишь пространство, Тайра – ты посылаешь в него запрос, и оно отвечает тебе. Отвечает большим объемом данных, которые ты попросту не можешь принять сразу. Отсюда зуд и невозможность спать. Это проходит с каждым, кто пытается объять необъятное.
Объяснения учителя удовлетворили Тайру, но ее бледный и заспанный вид перестал удовлетворять Раджа, который тем же вечером нашел-таки повод закатить звонкую оплеуху служанке за недоваренную и пересоленную рисовую кашу.
– Отравить меня хочешь, сутра? Ядом кормишь? Такое и скот бы жрать не стал, а ты передо мной на стол ставишь!
Прогнанная с кухни, Тайра отправилась в собственную спальню с намерением как следует выспаться. Она вернется к попыткам «прозреть» завтра, а сегодня немного отдохнет – успокоится, размякнет, ненадолго отпустит жгущее ладони желание увидеть невидимое.
