В другой раз она сделала им парашют из бумаги. Ратонсито полетел первым и едва не попал в лапы к бабушкиному коту Лэсси, которого я обзывала Лосем. Словом, мама у них была бедовая.
Зато папа, сеньор Ратон, был поваром. Точнее, он им стал после того, как я посмотрела мультфильм «Рататуй».
Папа рыскал по огороду, собирая ароматные травки, правда, все время натыкался на лебеду и кислицу, но он был профи. Поэтому прекрасно готовил завтраки, обеды и ужины из этих двух растений.
Элена была древолазом. Не осталось ни одной яблони в бабушкином саду, где Элена не устроила бы тайник.
А Ратонсито был врачом. Точнее, мечтал вырасти и стать знаменитым хирургом или хотя бы стоматологом. Но пока он успешно залечивал царапины на спинке Элены или ожоги на лапках папы-повара, а когда мне было грустно, ложился рядом на подушку и утешал…
У мышат были паспорта. Настоящие. На груди у каждого висела книжечка из двух страниц, с надписью на обложке: «Pasaporte». Внутри «паспортов» были наклеены фотографии мышат и напечатаны их «данные».
Я училась во втором классе. Мы как раз изучали английские буквы. Из школы меня забирала бабушка. Ждала меня каждый день на крыльце. Как-то раз я вышла к ней, раскрыла паспорт мамы-мышки и сообщила: «Я тут все прочла. Кроме этой буквы». Я показала на «энье», n c черточкой наверху, в слове «Испания». Это слово прочитать не получилось.
– А что тут написано? – спросила я у бабушки.
Бабушка не ответила, а тут же, со школьного крыльца, позвонила маме. Мама тогда только начала работать в магазине, но уже в то время не любила, чтобы ей звонили на работу и отвлекали.
– Я знаю, знаю, Анют, – терпеливо выдерживала бабушка мамино возмущение. – Да, дело терпит. Но у нее способности к языкам. Не загубите.
– Отдай! – закричала Дана и выдернула у меня из рук Ратонсито.
Я очнулась и обнаружила, что я, серьезная трехъязычная личность в строгом костюме, учительница, которая должна уметь организовывать, давать материал и, в конце концов, учить, сижу на полу, рядом с кроватью своей ученицы, а ученица скрылась в шатре с коронами и бормочет гневные слова в мой адрес.
Я поднялась с пола и глянула на часы. Время занятия давно истекло.
– Это мое, мое, никто не смеет трогать без разрешения, – твердила под кроватью Дана.
– Ага, – откликнулась я и вернулась за стол – собирать свои листики.
Данин окрик выдернул меня из чердака, полного теплых и ярких воспоминаний, и сунул в ледяной сугроб.
Но даже в ледяном сугробе меня кое-что грело. Выходило, что родители отдали меня изучать испанский для того, чтобы я могла читать мышиные паспорта!
Как странно, что они сами забыли об этом… Да я и сама забыла, что когда начала заниматься с Беатрис, то говорила с мышами только по-испански. Ведь это был их родной язык.
Пылесос за дверью опять загудел. Денег за занятие с Даной я снова решила не брать. Мне не терпелось вернуться домой. Дождаться маму с работы. Напомнить ей историю о мышках. Сказать, что они с папой – просто чудо.
– Ты уходишь? – спросила Дана.
– Да. А что?
– Ничего, – буркнула она.
Я пожала плечами. Эта девчонка была похожа на огромного морского ежа, которого пытаются запихнуть в полиэтиленовый пакетик для завтрака. Или острый кусочек льда, который сжимаешь в теплых ладонях.
У двери я обернулась. Стало жалко Дану. У нее есть всё.
И роскошная комната, и няня, и охранники, и коллекция фарфоровых кукол. Но никто никогда не отправит ее учить язык для того, чтобы она прочла надписи в мышиных паспортах. Мне повезло, а ей нет.
Жаль, что она не подпускает меня к себе. Сидит и сидит под кроватью.
Дана словно дрейфовала на отколовшейся льдине по бурной весенней речке, а я стояла на берегу и смотрела ей вслед.
Шум пылесоса стих, послышался звонок в дверь, а потом – звонкий лай.
Дана высунула голову из-под кровати.
– Гости пришли, – заметила я, взявшись за ручку двери.
Но Дана расширила глаза от испуга.
– Это Личи! – воскликнула она. – Я же просила маму не звать тетю Иру с Личи!
Тявканье приближалось.
– Личи съест моих мышек! – чуть не заплакала Дана, выбираясь из-под кровати. – Я знаю, он их погрызет, обслюнявит. Он уже сделал ужасное в прошлый раз!
Дана сгребла мышей и прижала к груди. Я заметила, что у мышки-мамы нет хвоста. Видимо, это и было то «ужасное», что сделал лающий на всю квартиру Личи.
– Не съест, – заявила я, развернувшись к Дане. – У меня были такие же мыши. В детстве. Один в один. А у бабушки был кот. Я называла его Лось. Когда я приезжала в гости к бабушке, он всегда охотился за моим семейством Ратон.
Мама просила меня не брать мышек с собой, но я не могла без них и дня. Однако Лосю мы ни разу не попались.
Потому что… у нас был секретный язык. Я могла крикнуть мышкам: «Cuidaos! ¡El gato!» И они прятались.
– А что это значит? – жадно спросила Дана.
– «Осторожно! Кот!» – пояснила я, опускаясь на колени рядом с ней. – Если мы научим твоих мышек, они будут спасены. Хочешь?
– Да, – кивнула Дана.
Так я запрыгнула к ней на льдину, и река понесла нас вперед.
Глава 21
Великая сила названий
Когда я пришла к Дане в следующий раз, дверь была полуоткрыта. Роза Васильевна стояла за ней: распахнув шкаф, она сдергивала с крючков Данины куртки и плащи и укладывала их на стул возле зеркала.
– Вы уж простите благодушно, Марьниколавна, – сосредоточенно выговорила она, – а мне с вами заседать некогда. Нам велено перемерить теплую одежду, а ее для начала собрать надо. У Данушки ее знаете сколько? Море разливанное. Мама наша на шопинг сегодня вечером, в ГУМ. Так что, девоньки, сегодня без меня.
Я готова была ее расцеловать. Мне везло! Не нужно было придумывать предлог, чтобы услать ее из комнаты.
Дана тоже ждала меня за полуоткрытой дверью своей комнаты. Спина прямая, брови сдвинуты так, что кажутся сросшимися.
– Вы с Розой Васильевной как мавры в средневековой Малаге, – пошутила я. – Построили себе крепость Алькасабу и торчите в сторожевых башнях, неприятеля караулите.
На самом деле вид хмурой ученицы меня пугал.
– А где находится эта Альбасаба? – сердито спросила Дана.
– Алькасаба. В Малаге, говорю же… – повторила я, снимая с плеча рюкзак.
– А Малага где?
– В Испании, – удивленно ответила я, не понимая, к чему она клонит.
