– Вот-вот! – грозно воскликнула Дана, наступая на меня. – Я про это и говорю. Больше – никакого испанского языка. Никогда!
Я чуть не выронила рюкзак.
– Будем учить мышиный язык, – продолжила Дана. – Договорились?
– Да… – пролепетала я.
– Тогда полезли! – распорядилась девочка и развернулась ко мне спиной.
Как только мы забрались под кровать, Дана предъявила мне все мышиное семейство и продемонстрировала, что помнит, как сказать по-испански, то есть на мышином языке: «Осторожно, кот!» В очередной раз я подивилась особенностям ее памяти. Ведь эту фразу я упомянула всего один раз! Выходило, что она помнила только то, что ей было интересно.
Мы принялись перечислять предметы мышиного интерьера: la mesa – стол, la silla – стул, la guardarropa – шкаф.
– La mesa, – старательно повторила Дана. – А давай няня им скажет: «Садитесь за стол!»
Дана указала на фигурку мышки-мамы, но я не стала поправлять ее. Няня так няня.
– ¡Sentaos!
– А они пусть кричат: «Мы не голодные, не голодные!» – предложила Дана, показывая на мышат.
– ¡No enemos hambre! ¡No enemos hambre! – пропищала я, потом передала Дане мышек. – Теперь ты.
– Нет, не буду.
– Почему?
– Потому что ты играй за мышат, а я за няню. ¡Sentaos!
Няня-мышка выставила на стол кукольную еду, и Дана, указав на брокколи и морковку, предложила:
– Давай теперь их называть?
– Игра Адама, – пробормотала я.
– Почему Адама? – спросила Дана. – Это моя игра!
– А помнишь, в Библии Бог велел Адаму назвать всех животных и птиц? И тогда Адам уселся…
– Там написано, что уселся? – прицепилась Дана. – Мне Розочка читала, не помню, чтобы он сидел.
– Мне так кажется… Нужно, наверное, сидеть, потому что эта игра долгая. Очень важно назвать все правильно.
Понимаешь? Вот слово «акула». Слышишь, какое оно колючее… Как укол. «Акулу» никак нельзя было назвать «сюсюшечкой».
Дана засмеялась.
– Я буду называть все правильно, – пообещала она. – На мышином языке.
Льдина, на которой мы дрейфовали, превратилась в ковер-самолет. Я была Аладдином, который нашел волшебную лампу, и теперь джинн выполнял его желания. Покладистая Дана казалась красивее принцессы Жасмин. Вместо обезьянки Абу у нас был мышонок Тилли.
А роль злодея Джафара досталась Розе Васильевне. Я заметила, как она напряглась, когда Дане взбрело в голову не только проводить меня, но и обнять на прощание.
– Вот ты какая, Дана Андреевна, – с удивлением сказала она. – То даже маме прикоснуться к себе не даешь, то на учительницу с обнимашками бросаешься. Как там пел Коля Басков? «Сердце красавицы склонно к измене!»
– Ой, Розочка, мы так играли весело! – воскликнула Дана, обнимая и Розу. – Так играли!
– Играли? – переспросила Роза Васильевна, и ее нарисованные брови изогнулись еще сильнее. – А заниматься когда?
Я потянулась за деньгами на столике, но, услышав вопрос Розы Васильевны, отдернула руку. Не могла же я при Дане объяснять, что игра и была занятием. К тому же я не была уверена, что смогу все объяснить.
– Заниматься потом! – отмахнулась Дана. – Через двести лет! – И она потянулась ко мне, чтобы обнять еще раз.
– Подожди! – раздраженно одернула ее Роза Васильевна. – Не прыгай, егоза! Марьниколавна, денежку забирайте и до скорого! Дана! Шагом марш мерить зимнюю одежду.
– А обнять Машу?
– Потом! Вот помру, будете обниматься, – буркнула Роза Васильевна.
«Что это? – оторопела я. – Ревность?»
Глава 22
Открытие
Ольга Сергеевна стучала мелом по доске. Почерк неровный, с загогулинами. Народ с напряжением всматривался в «вязь», но понять текст мешал не столько почерк, сколько новые слова: это был фрагмент из «Театра» Моэма. Многие сегодня столкнулись с неприятным открытием: настоящий, живой классический текст сильно отличается от адаптированного.
Я рисовала на полях тетради васильки.
– Ты все слова знаешь? – спросил Ромка вполголоса.
Я пожала плечами, не поднимая головы. Лепестки васильков выходили остроконечными, как зубы дракона.
– И даже не глянешь? – поразился Ромка.
– Неохота думать об уроках, – отозвалась я.
– А о чем охота?
– О работе.
– Ты работаешь?!
Ольга Сергеевна обернулась на нас.
– Олимпиадные задания, – со значением сказала она, но мое внимание было приковано к Ромкиной тетрадке, на последней странице которой он вывел:
«Зачем тебе работать?»
«Коплю на поездку в Испанию».
Ромка нарисовал пару волнистых линий и приписал к ним знак вопроса.
«Нет, не море. Учеба», – ответила я.
Ромка приподнял брови. Нарисовал восклицательный знак и приписал: «Круто».
Потом, глянув на доску, пошевелил гу бами. Переписал в тетрадку предложение с доски и снова раскрыл ее на последней странице.
«Помогла система?»
– Нет! – фыркнула я в голос.
– Маша! – потрясенно сказала Ольга Сергеевна. – Встань, пожалуйста.
Сидевшие впереди обернулись. Всем было любопытно, как Ольга Сергеевна отчитает любимицу. Но я не боялась.
Я теперь сама была преподавателем.
– Если бы фразу написали по-русски, тут бы стояла запятая? – спросила Ольга Сергеевна, указав на доску.
– Да.
– А в английском языке какие правила?
– Правила постановки знаков препинания в английском и русском отличаются, – отчеканила я. – Но в этом конкретном случае тоже должна была бы стоять запятая.
– Почему же ее тут нет? – с одобрением спросила Ольга Сергеевна.
– Авторская пунктуация, – небрежно ответила я.
Она улыбнулась, но коротко. Девчонки говорили, она не любит улыбаться, потому что боится мимических морщин.
– Хорошо, садись, – велела Ольга Сергеевна. – Больше не болтай. Переписывай текст.
Арсен переглянулся с Наташкой и скорчил гримасу. Мол, любимица и есть любимица.
Едва я уселась, Ромка подчеркнул слово «круто» жирной чертой. Я отмахнулась и прошептала:
– Она любит словосочетание «авторская пунктуация».
Я случайно попала. Честно.
Мне показалось, Ромка улыбнулся, но он тут же опустил голову. А я тем временем вытащила из пенала красную ручку и зачеркнула слово «система». «Моя ученица еще не ходит в школу. Твои система и строгость тут не работают».
