– Дан, – устало сказала я, – показать тебе сердечко, которое я криво нарисовала, или нет?
– Я буду петь, – вдруг сказала Дана, – ту песню про мышей.
Я ахнула. Неужели правда споет?!
Она поднялась со стула и направилась к кровати, что-то бормоча под нос. Едва дыша, я следила за ней. Дана опустилась на колени и полезла под кровать, а потом обернулась и раздраженно спросила:
– Идешь?
В моей голове закружилась быстро-быстро одна мысль.
Она была похожа на березовый листок, подгоняемый порывом ветра.
– Я останусь за столом, – заявила я, сама ужасаясь тому, что говорю.
Дана высунула голову из-под кровати. Глаза у нее стали огромными, как у Симпсонов.
– Что ты сказала? – переспросила она.
– От сидения под кроватью у меня болит спина, – объяснила я. – Хочешь петь, пой тут.
Я блефовала. Риск был велик.
– Я не буду петь, – заявила Дана, снова прячась под кроватью, – я передумала.
– Ну и не надо! – в отчаянии выпалила я.
Дана помолчала, а потом сказала:
– Ладно, так и быть, спою.
– Вот еще, – возразила я, – нечего себя заставлять.
– Я хочу! – воскликнула Дана и, судя по стуку, ударилась головой о кровать. – Но боюсь ошибиться.
– Тут, кроме нас, никого нет. А я тоже ошибаюсь, – заговорщицким шепотом сказала я. – У меня даже двойки были.
– Ого, – впечатлилась Дана, – здорово!
Она наконец выбралась из своего логова, потирая голову.
В руках у нее была мышка-мама, на которую Дана, с моей помощью, пару уроков назад сшила юбку. Помню, как она удивилась, когда я принесла ей кусочек ткани и безопасную пластиковую иголку, а потом обрадовалась. Вообще-то мы проходили тему «La ropa», то есть «Одежда». Но Дана была уверена, что мы играем в портного, и даже заставила меня пообещать, что я как-нибудь принесу настоящую железную иголку.
К слову сказать, некоторых вещей она даже не видела, а не то что в руках не держала. Например, спички. Дана спросила меня, что это такое, и сразу вспомнился «Принц и нищий» Марка Твена. Принц тоже не знал самых простых вещей.
– А если кто-нибудь войдет? – Дана с опаской оглянулась на дверь.
Я вспомнила мрачное выражение лица Розы Васильевны.
– Не волнуйся, никто не войдет, – пообещала я.
– Точно?
– Конечно.
– Я буду петь, сидя на кровати, – заявила Дана, нервно одергивая юбочку на маме-мышке.
Я пожала плечами, мол, пожалуйста. Сама же еле осмеливалась дышать. Неужели у меня получилось? Дана забралась на кровать, встала на колени, а потом уселась, слегка вывернув ноги, набрала в грудь воздуха и… запела! У нее оказался такой нежный голос! Конечно, она слегка фальшивила, но это не имело значения. Данка пела, несмотря на все страхи, на боязнь ошибиться, несмотря на то, что сказала о ней Роза Васильевна.
– Debajo un botón, on, on, – выводила Дана.
Мышку-маму она прижимала к груди, и я чувствовала, что вот-вот – и заплачу, сама не знаю отчего.
Внезапно дверь отворилась. Вошла незнакомая полная женщина в светло-розовом спортивном костюме из мягкого плюша. «Ирэна! – сообразила я. – Данкина мама».
Я раскрыла рот, чтобы прервать девочку, но Ирэна сделала мне знак рукой, мол, ничего, продолжайте, и уселась на кушетку у двери. Увлеченная своим пением, Дана ничего не заметила.
– Del señor Martín, in, in…
Я старалась не глядеть на маму Даны, но не получалось.
У нее были короткие светлые волосы и очень ухоженное лицо. Вроде и нет макияжа, а вроде накрашена. Еще она улыбалась – самоуверенно, будто ее присутствие на наших занятиях было обычным делом. «Хорошо, что она пришла сейчас, – подумала я, – а не когда мы сидели под кроватью».
– Всё! – воскликнула Дана.
Она сияла от гордости, и я незамедлительно захлопала.
Ирэна присоединилась к моим аплодисментам. Но Дана вздрогнула так, будто услышала гром, а не хлопки. Она обернулась и закричала:
– Ты тут?!
Мышка-мама выпала у нее из рук.
– Да, милая, – ласково сказала Ирэна и распахнула объятия: – Беги обниматься!
Но Дана не шевельнулась.
– Уходи, – сквозь зубы выговорила она. – Ты подсматривала за мной! Уходи! Я тебе не разрешала тут сидеть!
Уходи! Я не хочу, чтобы ты слышала, как я пою!
– Вот именно! – торжествующе сказала Ирэна, ничуть не смутившись от Даниных резких выкриков. – Раз ты не разрешаешь мне сидеть на занятии, я буду приходить тайно.
Дана задышала часто-часто. Мне показалось, я слышу, как яростно колотится ее сердце.
– Тогда я не буду заниматься с Машей! Не буду повторять за ней слова! – выкрикнула она.
– Раз ты не будешь повторять за Машей слова, то, может, ей и не надо к нам ходить? – ласково спросила Ирэна. – А то зачем мы будем ей зря платить деньги?
У меня даже дыхание перехватило. Я понимала, что Ирэна так воспитывает Дану, но слушать это было неприятно.
– Уходи! – твердила Дана.
– Мы пойдем вместе, погуляем, – уговаривала ее Ирэна. – Машенька, вы отпустите ученицу пораньше?
Кстати, рада знакомству!
Она поднялась и двинулась к Дане. Жесты и походка у нее были мягкими, как у пушистой персидской кошки.
Полнота не стесняла ее движений, как это бывает у тучных людей.
Ирэна двигалась свободно, и в этот момент я поняла, в кого у Данки такой властный характер. Ирэна добивалась, чего хотела. Через секунду она стояла возле Даны и, улыбаясь, обнимала ее за плечи. Дана опустила голову и что-то тихо приговаривала, но материнские руки с плеч не сбрасывала.
– Проводим твою учительницу? – предложила ей Ирэна.
Та не ответила, продолжила бормотать. Стараясь не глядеть на них, я собрала вещи в рюкзак и поднялась со стула.
Ирэна оказалась на голову ниже меня. Я чувствовала себя нескладёхой по сравнению с ней. Ее плюшевый костюм наверняка стоил дороже, чем вся моя одежда вместе с обувью и рюкзаком. Она богатая, уверенная в себе, умная женщина, а я – никто… Скованная смущением, я двинулась к выходу так медленно, будто ковер в Даниной комнате был соткан из липкой паутины.
– А это что? – спросила Ирэна, взяв мышку-маму и разглядывая на ней юбку.
– Отдай! – воскликнула Дана, но когда мама уступила ей, то успокоилась и призналась: – Я сама сшила.
