– Ты же не любишь, когда тебя обнимают, – сказала Роза Васильевна.
– А Маша меня и не обнимает, – заявила Дана, – это я ее.
Объятие у нее было странное. Она сжимала меня изо всех сил, как Дональд Дак сжимал банан в мультике, чтобы тот выскочил из кожуры. Приятного было мало. Подняв глаза, я столкнулась со взглядом Розы Васильевны. Она смотрела на нас не напрямую, а через зеркало. То ли из-за освещения в прихожей, то ли из-за того, что она брызнула на зеркало средством для мытья, но не успела его растереть, выражение ее лица показалось мне таким мрачным и угрюмым, что я вздрогнула.
– Отстань от Марьниколавны, Дана, – тихо сказала она. – Отпусти человека.
– Почему? – капризным голосом спросила девочка.
– Уходить ей надо. У нее кроме тебя и других учеников полно.
– Правда?!
Дана отстранилась и заглянула мне в глаза. Я растерянно посмотрела на Розу Васильевну. Откуда она знает про Ромку?!
– А ты думала, ты прямо одна такая на свете уникальная? – разворачиваясь к нам, насмешливо спросила Роза Васильевна. – Только с тобой, что ли, сидеть всем нам, а?
Дана надулась.
– Нету у нее других учеников! Маша! Ну скажи! Правда нету?
– Есть, – вздохнула я.
– А я тебе что говорила?
Роза Васильевна поставила на столик средство для чистки зеркал, отложила тряпку и привлекла Дану к себе. Но та вывернулась, пробурчав:
– Ненавижу, когда меня трогают! Маша! А ты со своими учениками тоже в мышей играешь?
– Ну что ты! – воскликнула я. – Я только с одним мальчиком занимаюсь. Он уже взрослый.
– И с ним гора-а-аздо веселее, чем с тобой, мелочь моя любимая, – докончила за меня Роза Васильевна, практически вытесняя меня в коридор, где я чуть не наткнулась на алоэ. – До свидания, Марьниколавна!
Она сунула мне в руки деньги и захлопнула дверь. Не в силах шелохнуться, я так и осталась стоять у горшка с алоэ.
Через минуту до меня донесся требовательный Данкин голосок:
– Розочка, а у тебя есть еще другие детки, кроме меня?
– Нет, Дана Андревна! – сказала Роза Васильевна.
Голос ее звучал громко и торжественно, как будто она объявляла время отправления поездов на вокзале.
– Ты у меня, милушка моя, одна!
Глава 38
Облака и радуга
Интересно, откуда появляются в голове гениальные мысли?
Мне иногда кажется, они прилетают из космоса. Рождаются где-то там, на далекой звезде, а потом мчатся на Землю, как кометы, залетают в приоткрытую форточку и ныряют к нам под подушку.
Хорошо, что мама приоткрыла на ночь форточку в моей комнате. Посреди ночи меня разбудила догадка, как сделать Ромкино изучение истории еще легче, еще увлекательнее.
Я даже подскочила на кровати. Ужасно хотелось ему позвонить, но я сдержалась. Надо было дождаться утра. Я снова улеглась и попыталась заснуть, но теперь уж просыпалась каждые полчаса, проверяя время на телефоне, и в конце концов вскочила раньше, чем зазвонил будильник.
– Что весна с людьми делает, – покачала головой мама, когда я, полностью одетая и причесанная, появилась на кухне и села завтракать, поминутно поглядывая на большие круглые часы над обеденным столом.
Когда я вышла из подъезда, папа как раз парковал машину. Увидев меня, просигналил.
– Подбросить в школу?
– Не откажусь! – обрадовалась я. – Мне сегодня побыстрее надо! Только тебе потом выбираться трудно. Пробка на Дмитровском шоссе будет, сам говорил.
– Ничего, я сегодня на работе выспался! У нас парень новый работает, так и рвется сам на все звонки отвечать, – сказал папа, заводя машину, когда я села рядом. – Так что я не домой потом, а к Кате. Вещи, из которых ты выросла, Гусе отвезу. И мама просила кое-что проверить там у них с бабушкой.
– А что? – полюбопытствовала я.
– Помнишь, мама с Гусей сидела? Ну, когда у него какой-то «клеоз» обнаружили. Мама говорит, когда Гуся заснул, то она принялась мыть пол и обнаружила под кроватью несколько странных коробок. Запечатанных.
– Какие-то товары?
– Наверное.
– И что такого? Катька же мерчандайзер.
– Маму еще волнует, что она постоянно вызовы телефонные сбрасывает.
– А при чем тут коробки?
– Понятия не имею, – признался папа, – но твоя мама знает сестру гораздо лучше нас с тобой. Так что попросила заехать – я и заеду. Гляну на коробки, про жизнь расспрошу. Как твои-то дела? А то видимся урывками… Обзавелась колхозом учеников.
– Почти скопила всю сумму на поездку, – похвасталась я.
– Да ты что? – удивился папа, выглянул в окно и воскликнул: – О! Глянь! Как облака-то выстроились… Как коромысло.
Я глянула на облака, но увидела не коромысло, а самую настоящую радугу.
– Добрый знак, – пробормотала я, думая о своем. – Ромке понравится.
– Что? – не расслышал папа. – Тебе нравится Ромка?
– Скажешь тоже, – смущенно фыркнула я.
Быстро накинув куртку на крючок в гардеробе, я помчалась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Влетела в кабинет истории и… Затормозила у доски.
Ромка сидел на нашей с ним парте, спиной вперед, и разговаривал… с Улей!
Она вернулась из своей экспедиции. На Уле был розовый мохеровый свитер и какое-то дурацкое ожерелье на шее, которое она теребила, что-то оживленно рассказывая Ромке. Улькины волосы были сколоты в прическу «мальвинка», которую моя мама называет старушечьей. Но Ромку явно не волновали ни старомодный свитер, ни укладка. Он не сводил с Ули глаз, слушал, кивал…
На меня он так никогда не смотрел.
«Всё, – сразу сообразила я, – плакали наши занятия».
Я замедлила шаг. Хотелось разобраться в себе, прежде чем эти двое сообщат мне, что я вне игры. Обидно ли мне? Да, конечно… Не потому, что я влюбилась в Ромку. Пусть хоть женится на Уле. Они друг другу подходят. Она обожает снимать катышки со свитеров, а у него этих катышков – пруд пруди.
Обидно было потому, что я хотела заниматься с Ромкой.
Придумывать разные способы, чтобы облегчить ему запоминание исторических фактов… Такие штуки, вроде сегодняшней. Но я понимала: Улька – ас в истории. Когда я проверяю Ромкины пересказы, то сверяю их с учебником. А Улька знает наизусть все написанное в учебнике и даже больше. Пусть готовит Ромку. У меня останется Дана. Своими уроками займусь… Гусю навещу, в конце концов!
– Маша! – воскликнула Уля, потом посмотрела на меня и деловито проговорила: – У тебя пятно на рюкзаке. Дай сотру.
