На миг галдеж стал меньше, и Песчаный Лев понял, что действовать надо быстрее.
Он рванул из рук стоявшего рядом моджахеда автомат и, передернув затвор, выстрелил в Джарвана.
Бунтовщик дернулся. И замер на покрытом мелким песком асфальте.
Обрушилась тишина. Она была наполнена сомнением и недоумением. Ситуация была накалена и могла взорваться в любой миг. Ведь ядовитые ростки недовольства эмиром уже давно пробивались наружу.
– Шайтан пожрал его разум! – закричал Песчаный Лев. – Джарван поднял на меня руку! Но он был великим воином и почитал Пророка. И он не заслужил, чтобы ему отрезали голову и растерзали на части! Он умер как мужчина – от пули! Почтим его!
Песчаный Лев выстрелил вверх из автомата.
И тут же загрохотали десятки стволов. Пострелять моджахеды любили по любому поводу.
Обстановка разрядилась.
А Песчаного Льва грызла досада. Плохо получилось все. Надо было попытаться оставить Джарвана живым. И вызнать, есть ли сообщники и кому он рассказал о «Слезах Аллаха».
Глава 27
Я выслушал Бурхама очень внимательно. В словах проводника была определенная логика. И кое-что он видел. Но в его рассуждениях имелся один очень существенный изъян.
– Пока это только предположения, – произнес я, холодея внутри и вместе с тем стараясь не выдавать своих эмоций. Сама мысль о том, что в нашей группе может быть предатель, была совершенно сумасшедшая. Но наш мир – это вообще большой дурдом. – Нужны доказательства.
– Я их найду, – заверил проводник.
– Не найдешь, – покачал я головой. – Это мои люди. И это мое дело. А твое дело не соваться, куда не просят.
– Но…
– Ты понял? – с некоторой долей угрозы произнес я.
– Я все понял.
– Вот и отлично.
– Отвергая помощь, рискуешь не только собой, но и всеми нами.
– Поверь, я знаю, что делаю.
Он не поверил. Ну и ладно. Мне только тимуровцев-активистов не хватало, когда и так все висит на тонкой ниточке.
Скоро нам к черту в пасть. А все наши расчеты вилами на воде писаны – они положены на алтарь великого русского божества Авося. Авось выйдет… Авось всегда и выходило. Ни одна тщательно спланированная операция никогда не шла так, как было задумано, но чудом у нас всегда все получалось. Но Авось – это божество капризное, может отказать в своем расположении в самый ответственный момент.
Почти весь следующий день прошел на фоне нарастания градуса нервозности. Потом нам сбросили информацию из Центра, что Песчаный Лев ожидается в наших краях.
– Начинаем действовать, – кивнул я удовлетворенно, хотя внутри стало как-то холодно.
Оставалось упаковать вещички и двинуть навстречу неизвестности.
Мы провели эдакий паркохозяйственный день. Уборка помещения, упаковывание всего нужного, что берем с собой, и избавление от ненужного. Нельзя оставлять лишние следы – предметы, отпечатки пальцев, много еще чего. Мы призраки – возникли из ниоткуда и ушли в никуда.
Перебирая снаряжение, Князь, кладезь военного песенного творчества, напевал густым баритоном свой любимый гимн «Орел шестого легиона». Песня пришлась как нельзя кстати – ведь этот один из самых знаменитых легионов Римской империи, созданный самим Гаем Юлием Цезарем, железной хваткой держал эти края больше трехсот лет.
Под палестинским знойным небом
В сирийских шумных городах
Манипул римских топот мерный,
Предупреждение «Квос эго»
Заставит дрогнуть дух врага…
Рад, возившийся со своей аппаратурой в углу спального помещения, влез, как всегда, с ехидными вопросами:
– Давно хотел тебя спросить, историк, что такое «Квос эго», о котором ты с таким чувством все время поешь?
– Эх ты, жертва ЕГЭ. Если грубо переводить на русский – это типа «сейчас как врежу». Римляне, подходя к чужим городам, перед атакой возвещали: «Сдавайтесь или будете уничтожены». Это и есть предупреждение «Квос эго». Такой был закон, а древние римляне всегда действовали в правовом поле.
– Нам бы так, – хмыкнул Рад. – В правовом поле. Лицом к лицу. А то все ползаем как жуки навозные по заросшим бурьяном огородам…
Под утро, еще затемно, мы покидали нашу временную базу в уверенности, что здесь нам больше не бывать.
Бурхаму я сказал:
– Уходи.
– Я вам еще могу помочь, – упрямился проводник.
– Нет. Ты уходишь, немедленно. Это приказ.
– А вы?
– А у нас все под контролем, Бурхам.
– Но…
– Так надо… Забери нашу машину. Она нам вряд ли пригодится.
– А если понадобится транспорт?
– Возьмем у врага…
Ненужные вещи мы свалили в яму, заменявшую подвал. В числе прочего там был и комплекс радиоперехвата и связи. Там же остались лишнее оружие и боеприпасы, которые, как утверждают дилетанты, лишними не бывают. Очень даже бывают.
Когда мы отошли от базы, Бек обернулся. Вытащил дистанционный пульт. И с каким-то садистским удовлетворением вдавил кнопку. Так уж повелось – взрывников хлебом не корми, а дай что-нибудь взорвать. Пусть даже и собственное убежище.
Почву слегка тряхнуло, ухнуло, но не настолько сильно, чтобы переполошить окрестности. И вся дорогостоящая аппаратура превратилась в хлам.
– Все ненужное на слом, превратим в металлолом, – изрек Рад. – Эх, классные девайсы были.
– Ничего, – хмыкнул я. – В Москве подарю тебе, дитятке, новый айфон.
– У меня есть. Но не откажусь. Командир, я за язык не тянул.
– Глянь, молодой на ходу подметки режет, – обрадовался Князь. – Смена растет!
– До вас мне далеко, – успокоил Рад. – Но я работаю над собой. А аппаратуру жалко. Особенно блок дешифровки. Только себя человеком почувствовал.
– Не жалей о барахле. Есть вещи более важные, – мудро отметил я.
– Наши шкуры, – кивнул Рад.
– Соображаешь. На войне деньги не считают. Считают победы и поражения. И хорошо, если цена победы – уничтоженные материальные ценности, а не человеческие жизни…
Мы размеренной поступью двинули дальше – расстояние нам предстояло покрыть немалое, хотя для спецназа марш-бросок плевый.
Сожжен в песках Ершалаима,
Водой Евфрата закален,
В честь императора и Рима,
В честь императора и Рима
Шестой шагает легион…
Едва слышно Князь в такт шагам напевал слова песни. И на миг мне представилось, что мы действительно легионеры, тяжелой поступью меряющие чужую землю. Идущие вперед, в пекло, в честь императора и Третьего Рима, принявшего от предыдущих двух эстафету оплота цивилизации на скатывающейся в хаос планете. Мы шли навстречу смерти или триумфу.
