Они уже начали забывать – забывать свои корни и старинные легенды, забывать то немногое, что было известно им об огромном мире. Знание это, память о славных делах и о великих опасностях, еще не совсем погибло, но хоронить его уже начали. Но быстро обучить целый народ таким вещам невозможно, да и времени на это просто не оставалось. Однако нужно было начать хоть с чего-нибудь, хоть с кого-нибудь. Осмелюсь предположить, что он уже был «избран», тогда как я был только избран, чтобы выбрать его; но, так или иначе, я остановился на Бильбо.
– Вот об этом-то мне и хотелось узнать, – сказал Перегрин. – Почему именно на нем?
– А как бы ты стал выбирать хоббита, подходящего для такого дела? – спросил Гэндальф. – Времени на то, чтобы перебрать всех, у меня не было. Однако в те дни я уже довольно хорошо знал Шир, хотя к тому моменту, как я встретился с Торином, я не бывал там более двадцати лет, поскольку был занят другими, менее приятными делами. Так что я, естественно, задумался о тех хоббитах, которых знал. Я сказал себе: «Мне нужно немножко бесшабашности Туков», – но не слишком много, мастер Перегрин, – «на крепкой основе из какого-нибудь более солидного рода, например, Бэггинсов». А это сразу привело мне на ум Бильбо. Когда-то я неплохо его знал, почти что до того времени, как он вошел в возраст, – лучше, чем он знал меня. Тогда он мне нравился. К тому же обнаружилось, что он «ничем не связан» – но это снова забегая вперед, поскольку я ничего о нем не слышал, пока не вернулся в Шир. А по возвращении мне стало известно, что он так и не женился. Это показалось мне странным, хотя я и догадывался, почему так получилось. Причина этого заключалась не в том, что думали большинство хоббитов. Они полагали, что все дело в том, что Бильбо рано остался один – при хороших деньгах и сам себе хозяин. Но я-то догадывался, что он не хотел «связывать себя» по другой причине, скрытой столь глубоко, что он и сам о ней не подозревал – а может быть, не хотел себе признаваться, потому что это его тревожило. И тем не менее Бильбо хотел иметь возможность уйти – когда подвернется случай или когда он сам соберется с духом. Я вспомнил, как подростком он без конца расспрашивал меня о хоббитах, которые «взяли и ушли», как говорилось в Шире. По крайней мере двое из его дядюшек со стороны Туков именно так и сделали.
Дядюшками этими были Хильдифонс Тук, который «отправился в путешествие и так и не вернулся», и Изенгар Тук (младший из двенадцати детей Старого Тука), о котором «говорили, что он, еще будучи молодым, „ушел к морю“» (ВК, приложение С, родовое древо Туков из Великих Смиалов).
Когда Гэндальф принял предложение Торина навестить его дом в Синих горах, то по пути
мы побывали в Шире, однако Торин не согласился задержаться даже ненадолго, так что никакой пользы от этого посещения не было. На самом деле, высокомерие и пренебрежение, с каким Торин относился к хоббитам, так меня раздражали, что, думается, именно это впервые натолкнуло меня на мысль заставить Торина связаться с ними. Он не желал о них знать ничего, кроме того, что хоббиты – это такие землепашцы, которые обрабатывают поля по обеим сторонам древнего гномьего тракта, ведущего к Горам.
В этом раннем варианте Гэндальф долго рассказывает о том, как, побывав в Шире, он вернулся к Торину и убедил его «отложить свои грандиозные планы и предпринять тайный поход, – и взять с собой Бильбо». Это предложение – единственное, что осталось от всего повествования в более поздней версии (см. выше).
Наконец я принял решение и вернулся к Торину. Я застал его за советом с некоторыми из его родичей. Там были Балин и Глоин, и еще кое-кто.
– Ну, что ты можешь сказать? – спросил меня Торин, едва я вошел.
– Для начала, вот что, – ответил я. – Ты рассуждаешь как царь, Торин Дубощит. Но царство твое погибло. Если суждено ему быть восстановленным, в чем я сомневаюсь, основываться придется на малом. Не знаю, вполне ли осознаешь ты, сидя здесь, насколько могуч далекий Дракон. И это еще не все – в мире есть быстро растущая Тень, которая гораздо ужаснее. И они будут помогать друг другу.
Так бы оно и вышло, если бы я в то же самое время не организовал нападение на Дол-Гулдур.
– Открытая война будет совершенно бесполезна; к тому же тебе и не по силам ее начать. Тебе придется предпринять деяние более простое, но требующее большей отваги – отчаянной отваги.
– Все это звучит туманно и тревожно, – сказал Торин. – Говори яснее!
– Ну, во-первых, – сказал я, – тебе следует отправиться в этот поход самому, и тебе придется отправиться тайно. Никаких посланников, герольдов или вызовов, Торин Дубощит. В лучшем случае ты можешь взять с собой несколько родичей или преданных соратников. Однако тебе потребуется кое-что еще, о чем ты даже не думал.
– Назови же это! – сказал Торин.
– Минуточку! – сказал я. – Ты намереваешься иметь дело с драконом. И не просто очень большим драконом, но еще и очень старым и хитрым. Поэтому с самого начала своего похода ты должен принимать в расчет две вещи: его память и его чутье.
– Ну разумеется, – сказал Торин. – Гномам чаще прочих доводилось иметь дело с драконами, так что сейчас ты учишь ученого.
– Это хорошо, – ответил я. – Однако, как мне кажется, в твоих собственных планах это не учитывалось. Мой же план рассчитан на хитрость. На уловку
[243]. Смауг не просто дремлет на своем драгоценном ложе, Торин Дубощит. Он видит сны. И снятся ему гномы. Можешь не сомневаться, что он день за днем и ночь за ночью рыщет по своему залу, покуда не убедится, что поблизости нет ни малейшего намека на их присутствие. Н лишь затем он погружается в сон – чуткую дрему, в которой он постоянно прислушивается: не слыхать ли гномьих шагов?
– Ты говоришь об этой твоей «уловке» так, будто она – дело не менее трудное и безнадежное, чем открытая атака, – сказал Балин. – Просто невыполнимое!
– Да, трудное, – ответил я, – Но не невыполнимое – иначе я бы не стал попусту тратить время. Я сказал бы, что дело это выглядит трудным до нелепости. А потому и решение я собираюсь предложить нелепое. Захватите с собой хоббита! Скорее всего, Смауг никогда о них не слышал, и уж наверняка ему не знаком их запах.
– Как?! – воскликнул Глоин. – Одного из этих простаков из Шира? Да они ни на что на свете не годны – и в темноте тоже! Как бы он там ни пах, он никогда не осмелится подойти даже к только что вылупившемуся из яйца драконышу настолько близко, чтобы тот мог его почуять!
– Ну, ну, – сказал я, – ты к ним несправедлив. Ты мало знаешь народ Шира, Глоин. Думаю, ты считаешь их простаками, потому что они щедры и не торгуются, и полагаешь, что они мягкотелы, потому что они никогда не покупали у тебя оружия. Ты ошибаешься. Как бы то ни было, у меня есть на примете один хоббит, который годится тебе в спутники, Торин. Он ловкий и умный, при этом очень трезво мыслящий, и не ринется в пропасть очертя голову. И, как мне кажется, он отважен. Очень отважен, по меркам своего народа. Они, если можно так выразиться, «храбры по необходимости». Чтобы узнать, на что на самом деле способен хоббит, его надо загнать в угол.
