Так и вышло. В годы правления короля Деора (2699–2718) рохиррим обнаружили, что охранять Броды недостаточно. Поскольку этот глухой угол мало интересовал как Рохан, так и Гондор, то они далеко не сразу узнали о том, что здесь произошло. Род гондорских вождей Ангреноста захирел, и управление крепостью перешло в руки семьи из местных жителей. А, как говорилось выше, в жилах здешних жителей давно уже текла смешанная кровь, и они куда лучше относились к дунлендингам, чем к «диким северянам», захватившим эти земли. А уж далекий Минас-Тирит их тем более не интересовал. После смерти короля Алдора, изгнавшего последних дунлендингов и даже устраивавшего набеги на их земли в Энедвайте в качестве ответного удара, дунлендинги – незаметно для Рохана, но при попустительстве Изенгарда – принялись снова проникать в северный Вестфолд и селиться в горных долинах к западу и востоку от Изенгарда, и даже на южных опушках Фангорна. В правление Деора они начали открыто проявлять свою враждебность и тревожить живших в Вестфолде рохиррим, устраивая набеги на табуны и конюшни. Вскоре роханцам стало ясно, что нападающие переходят Изен не на Бродах, и не где-либо далеко к югу от Изенгарда, поскольку Броды охранялись
[294]. Тогда Деор отправился походом на север и столкнулся там с войском дунлендингов. Деор одолел это войско, но к своему неприятному удивлению обнаружил, что Изенгард тоже сделался враждебен. Думая, что освободил Изенгард от вражеской осады, король отправил к вратам своих посланцев с предложением помощи. Но врата захлопнулись у них перед носом, и единственным ответом им был выстрел из лука. Как стало известно позднее, дунлендинги, которых там считали друзьями, захватили Кольцо Изенгарда и перебили тех немногочисленных потомков древних стражей, которые, в отличие от большинства, не пожелали слиться с народом дунлендингов. Деор сразу же сообщил об этом в Минас-Тирит, наместнику (в то время, в 2710 году, это был Эгалмот), но тот не мог прислать помощь, и дунлендинги продолжали удерживать Изенгард. И так тянулось до самой Долгой Зимы (2758–2759 годы), во время которой многие из них умерли от голода, а оставшиеся сдались Фреалафу (впоследствии он стал первым королем второй ветви). У Деора же недоставало сил на то, чтобы осадить Изенгард или взять его приступом, и потому рохиррим много лет приходилось держать на севере Вестфолда большой отряд всадников. Это тянулось до великого нашествия 2758 года
[295].
Если принять во внимание все вышесказанное, становится понятным, почему, когда Саруман предложил взять на себя управление Изенгардом, привести его в порядок и снова сделать частью оборонительных укреплений Запада, и король Фреалаф, и наместник Верен приняли это предложение с радостью. Так что когда Саруман поселился в Изенгарде и Верен отдал ему ключи от Ортанка, рохиррим снова сосредоточили свое внимание на охране Бродов Изена – самого уязвимого участка их западной границы.
Можно не сомневаться, что предложение Сарумана было вполне искренним, или, по крайней мере, что он искренне желал оборонять Запад, до тех пор, пока он останется в этом деле самым значительным лицом и главой Совета. Он был мудр и прекрасно понимал, что Изенгард с его удачным расположением и мощными укреплениями – как природными, так и созданными искусным трудом, – чрезвычайно важен. Изен на участке между молотом Изенгарда и наковальней Хорнбурга представлял собой настоящий бастион против вторжения с востока (будь оно устроено и возглавлено Сауроном или кем-либо другим), целью которого будет окружить Гондор или захватить Эриадор. Но в конце концов Саруман обратился ко злу и стал врагом; но все же рохиррим, хотя и знали о возрастающей враждебности Сарумана, продолжали держать свои основные силы к западу от Бродов, пока Саруман не развязал открытую войну и не доказал им, что без Изенгарда Броды – ненадежная защита, а от самого Изенгарда они и вовсе не могут защитить.
Часть четвертая
I
Друэдайн
Перевод – А. Хромова
Люди народа Халет отличались от прочих атани и говорили на языке, непохожем на языки других двух домов; союз с эльдар объединил их с остальными атани, но они все равно держались наособицу. Между собой они продолжали говорить на своем языке, и хотя им пришлось выучить синдарин, чтобы общаться с эльдар и другими атани, большинство из них изъяснялись на нем плохо, а многие из тех, кто редко покидал свои леса, и вовсе им не пользовались. Они не любили никаких новшеств и сохраняли многие обычаи, казавшиеся странными эльдар и прочим атани, с которыми халадины встречались в основном во время войн. Тем не менее, их уважали, как верных союзников и доблестных воинов, хотя те отряды, что они высылали для сражений за пределы своих земель, были невелики. Халадины всегда были малочисленным народом и заботились прежде всего о безопасности своих лесов. В лесных войнах они не знали себе равных. Очень долго даже те орки, что были специально натасканы для этого, не смели показываться вблизи их границ. Говорят, что у них был странный обычай: среди их воинов было много женщин, хотя они редко участвовали в больших битвах за пределами своей страны. По-видимому, так повелось исстари
[296]: их правительница Халет была прославленной амазонкой, и ее сопровождал отряд женщин-телохранительниц
[297].
Самым удивительным из всех обычаев халадинов было то, что среди них жили люди совсем иного племени
[298], подобных которым ни эльдар Белерианда, ни другие атани никогда прежде не встречали. Их насчитывалось немного, возможно, несколько сотен, и селились они отдельными семьями или небольшими группами, но держались друг друга, словно члены одной общины
[299]. Народ Халет называл их друхами (drug – это было слово из их языка). Эльфам и людям других племен они казались некрасивыми: друхи были приземистыми (фута четыре ростом), но очень коренастыми, толстозадыми, с короткими толстыми ногами. Их широкие плосконосые лица были неподвижными, шевелились лишь толстые губы; а глубоко посаженные глаза, такие черные, что зрачков не разглядеть, прятались под нависающими бровями, и их движение можно было заметить только вблизи, но в гневе они вспыхивали красным огнем. Растительности у них на лице не было; только у некоторых мужчин (гордившихся таким отличием) на подбородке рос жидкий хвостик черных волос. Голоса их звучали низко, гортанно, но их смех был удивительно звонким, и раскатистым, и необыкновенно заразительным для всех, кто его слышал, будь то эльфы или люди, потому что в нем слышалось чистое веселье, не отравленное ни насмешкой, ни злобой
[300]. Б мирное время они часто смеялись за работой или за игрой, так, как другие люди поют. Но враги они были беспощадные, и, будучи пробужден, их гнев долго не остывал, хотя заметить его можно было только по огню в их глазах: сражались они молча и не праздновали побед, даже побед над орками, единственными существами, которых они ненавидели по-настоящему.
