– Кузнецам можно ковать металл, а конникам – разъезжать верхом и рудокопам – рыть землю, даже если помолвлены они, – возразил он. – Так почему бы и мореходам не плавать по морю?
– Если бы кузнецы проводили у наковальни по пять лет, немногие выходили бы замуж за кузнецов, – отвечал король. – Вот и жен мореходов немного, и терпеливо сносят они, что назначено, ибо таков их хлеб насущный и такова неизбежность. Но королевский наследник – не мореход по роду занятий и надобностью не понуждаем.
– Не одной лишь мыслью о хлебе насущном побуждаем человек, – отвечал Алдарион. – И лет впереди еще много.
– Нет же, нет! – возразил Менельдур. – Ты принимаешь свой дар как должное, но Эрендис не может надеяться на столь долгий век, как ты, и годы ее убывают быстрее. Она – не из рода Эльроса, и любит тебя вот уже много лет.
– Она колебалась почти что двенадцать лет, когда я стремился к браку, – молвил Алдарион. – Я не прошу и о трети этого срока.
– В ту пору Эрендис не была помолвлена, – отозвался Менельдур. – Но сейчас оба вы – несвободны. А если и колебалась она, так, несомненно, из страха перед тем, что вот-вот случится, ежели не сумеешь ты себя обуздать. Тебе, видно, каким-то образом удалось успокоить ее страхи, и хотя напрямую ты, возможно, ничего и не говорил, я сужу, что ты связан обязательством.
И отвечал Алдарион в гневе:
– Лучше мне самому объясниться с моей нареченной, а не вести переговоры через посредника.
И он покинул отца. А вскорости после того поведал Эрендис о своем желании снова отправиться в дальнее странствие по открытому морю, говоря, что лишился и сна, и покоя. Эрендис же слушала его, побледнев и не говоря ни слова. Наконец она вымолвила:
– Я-то думала, ты пришел поговорить о нашей свадьбе.
– Свадьба будет, – молвил Алдарион. – Мы отпразднуем свадьбу сразу же по моем возвращении, если ты согласишься подождать.
Но видя, какое горе отразилось на ее лице, он преисполнился жалости, и в голову ему пришла иная мысль.
– Мы сыграем свадьбу прямо сейчас, – объявил он. – Еще до исхода года. А потом я снаряжу такой корабль, какого морестранники еще не строили, – плавучий дворец для королевы. И ты поплывешь вместе со мною, Эрендис, хранимая милостью валар, Иаванны и Ороме, тобою любимых; ты поплывешь в земли, где я покажу тебе такие леса, каких ты в жизни своей не видывала; там до сих пор звучат песни эльдар; покажу тебе чащи обширнее, чем Нуменор, чащи вольные и дикие с самого начала времен, – там и по сей день слышен могучий рог владыки Ороме.
Но Эрендис разрыдалась.
– Нет, Алдарион, – ответила она, – отрадно мне думать, что есть еще в мире чудеса, о каких ты рассказываешь; да только мне их не увидеть. Ибо не стремлюсь я к тому; сердце мое отдано лесам Нуменора. И, увы мне! – ежели из любви к тебе взойду я на корабль, назад я не вернусь. Недостанет у меня сил вынести подобное путешествие; не видя земли, я умру. Море ненавидит меня; а теперь вполне отомщено за то, что я удерживала тебя вдали от него, и все-таки бежала тебя. Ступай, господин! Но сжалься надо мною и не отбирай так много лет, как я потеряла прежде.
И устыдился Алдарион, ибо сам он говорил с отцом в слепом гневе, Эрендис же говорила с любовью. В тот год он не отплыл; однако не ведал ни покоя, ни радости.
– Не видя земли, она умрет! – говорил он. – Я же умру, видя землю и далее. Так что, ежели суждено нам провести хоть сколько-то лет вместе, должно мне отплыть одному, и поскорее.
И вот наконец приготовился он отчалить по весне; и радовались тому морестранники – но никто другой на Острове, из тех, кто знал о происходящем, не разделял их веселья. Снарядили три корабля, и подняли они якорь в месяц вирессе. Эрендис своими руками укрепила зеленую ветвь ойолайре на бушприте «Паларрана» и скрывала слезы до тех пор, пока корабль не вышел за огромные новые стены гавани в открытое море.
Прошло шесть лет и более, прежде чем Алдарион возвратился в Нуменор. Даже королева Алмариан встретила его холоднее, чем прежде, а морестранники утратили всеобщее уважение, ибо сочли люди, что глава их дурно обошелся с Эрендис. Но на самом деле он пробыл в отлучке дольше, нежели рассчитывал; ибо гавань Виньялонде нашел он в развалинах, и могучие волны свели на нет все его усилия восстановить ее. Прибрежные жители испытывали все больший страх перед нуменорцами или сделались открыто враждебны; и дошли до Алдариона слухи о некоем владыке в Средиземье, что ненавидит людей с кораблей. А когда собрался он уже повернуть к дому, с юга налетел ураган и отнес корабли далеко на север. Он переждал в Митлонде; но когда корабли его вновь вышли в море, их опять отбросило к северу, в пределы, где им угрожали льды, и люди страдали от жестокого холода. Наконец ярость моря и ветра пошла на убыль. Но когда Алдарион стоял на носу «Паларрана» и с тоской смотрел вперед, и уже показалась вдалеке вершина Менельтармы, взор его вдруг упал на зеленую ветвь, и увидел Алдарион, что она увяла. И преисполнился он страха, ибо никогда прежде не случалось такого с ветвью ойолайре, пока орошали ее морские брызги.
– Она замерзла, капитан, – сказал один из стоявших рядом мореходов. – Слишком уж суров был холод. И рад же я снова увидеть Столп!
Когда же Алдарион встретился с Эрендис, она пристально вгляделась в его лицо, но не бросилась ему навстречу. Он же застыл на месте, не находя слов, что обычно было ему несвойственно.
– Присядь, господин мой, – молвила Эрендис, – и сперва поведай мне о своих деяниях. Немало, верно, свершил ты и повидал за эти долгие годы!
И Алдарион, запинаясь, начал рассказывать, она же сидела и молча слушала обо всех его злоключениях и задержках; когда же закончил он, молвила Эрендис:
– Я благодарю валар, чьей милостью ты наконец возвратился. Однако благодарю я их и за то, что не поплыла с тобою; ибо я увяла бы раньше любой зеленой ветви.
– Не нарочно мы подвергли твою зеленую ветвь таким испытаниям, – отвечал Алдарион. – Но прогони меня теперь, ежели желаешь, и думается мне, что люди тебя не осудят. И все же дерзну ли я надеяться, что любовь твоя окажется более стойкой, чем даже прекрасная ветвь ойолайре?
– Воистину, так и есть, – молвила Эрендис. – Любовь мою еще не заледенило до смерти, Алдарион. Увы! Как могу я тебя отвергнуть, если вижу тебя снова, и вернулся ты, и прекрасен, точно солнце после зимы!
– Так пусть наступят ныне весна и лето! – проговорил он.
– И пусть вовеки не возвращается зима, – отозвалась Эрендис.
Тогда, к вящей радости Менельдура и Алмариан, на следующую же весну назначена была свадьба королевского наследника; так все и случилось. Б году восемьсот семидесятом Второй эпохи Алдарион и Эрендис сочетались браком в Арменелосе, и в каждом доме играла музыка, и на всех улицах пели мужи и жены. А после того королевский наследник с молодой женой не спеша проехали через весь Остров и к середине лета прибыли в Андуние, где Валандиль, владыка города, задал пышный пир – последний в череде многих; и собрались там все люди Западных земель, ибо любили они Эрендис и гордились тем, что королева Нуменора – из их числа.
