Окунувшись в повседневную круговерть дел, Лелька почувствовала себя абсолютно счастливой. Во-первых, потому, что действительно любила свою работу. Во-вторых, потому, что ожидание весны в этом году для нее было наполнено каким-то новым смыслом, которого она еще не понимала. А в-третьих, потому что, расставляя бутылочки, баночки, столы и аппараты в своем новом салоне, продумывая рекламную рассылку посетителям, принимая первых клиенток и выслушивая первые восторженные отклики, она то и дело сбивалась на воспоминания о трех днях, проведенных на зимней даче вместе с Дмитрием Вороновым.
Он действительно вернулся пятого января, как и обещал. И были тренировки с абсолютно счастливым Цезарем. И был поход к бабушке на пироги, которые особенно удались. И бабушка смотрела на внучку благосклонно, наверное, впервые за все то время, что Лелька себя помнила. И дед улыбался в прокуренные усы, успев на крыльце при прощании шепнуть зардевшейся внучке, что он за нее спокоен. И Максим все время улыбался, и Дмитрий вытащил его на подледную рыбалку, и дед, естественно, потащился вместе с ними и втихаря наливал самогон из припрятанной в широких штанах плоской бутылки. Воронов благодарил и, пока дед лихо закидывал свою стопку в рот, тихонько выливал содержимое своей в лунку, а Максим потом, смеясь, рассказывал Лельке, что все время боялся, что дед заметит и прибьет Диму за перевод продукта. И день рождения ее, приходящийся на Рождество, они отметили как-то по-домашнему, и был он от этого каким-то особенным.
Лелька готовила еду на новомодной индукционной плите, пекла пирожки в жарко протопленной печке, до блеска натирала полы и прислушивалась к чужим, тяжелым мужским шагам, которые так редко можно было услышать в этом доме.
Мужчина — большой, основательный, неторопливый — ходил по старым скрипящим доскам, с шумом и фырканьем плескался в душе, храпел во сне, руками ел горячую печеную картошку, перекидывая ее с ладони на ладонь, чтобы не так обжигала, разговаривал с ее сыном и воспитывал ее собаку, и было во всем этом что-то безоглядно счастливое и необратимое. Как будто была проведена черта, зайдя за которую уже нельзя возвратиться обратно. Здесь, на даче, в старом деревенском доме, превращенном в комфортабельное современное жилище, зарождалась какая-то новая, неизведанная доселе жизнь, которая и манила Лельку, и страшила одновременно.
Именно поэтому в город она возвратилась в каком-то странном возбужденном состоянии, которое не проходило, несмотря на то что здесь все осталось по-старому: работа с утра до вечера и тренировки три раза в неделю, на которых они с Дмитрием едва здоровались, потому что все его дальнейшие слова были обращены только к Цезарю и Максиму.
И все равно Дмитрий как-то незримо присутствовал в ее жизни. Она слышала его дыхание за своей спиной, когда смотрела, как мастер-косметолог накладывает зеленые водоросли на лицо привередливой клиентке, когда продлевала кредиты в банке под новые, совершенно немыслимые проценты, благословляя судьбу, что кредиты эти взяты в рублях, а не в долларах, когда вставала с ножницами в руках к своему креслу.
В эти дни из-под ее рук выходили совершенно волшебные прически и совершенно новые образы. Клиентки ахали в восхищении, а она, отмахиваясь от благодарности, бежала в соседнюю часть здания, чтобы впервые в жизни сделать несколько укольчиков ботокса, пройти сеанс мезотерапии или фотоомоложения.
С ранней молодости Любу Молодцову не интересовало, как она выглядит. Она знала, что у нее интересная, привлекательная внешность, которая нравится мужчинам. Этого ей было вполне достаточно. Из всех ее подруг ее меньше всего волновали первые признаки старения, она никогда не вступала с ними в неравный бой, считая, что все, для чего может пригодиться молодость тела, у нее уже позади, а молодость души, позволяющая двигаться вперед по жизни, была для нее вечной и непреходящей.
И вот теперь она с трепетом отдавала свое лицо в руки косметолога, чтобы его подтянуть, подколоть, освежить и увлажнить.
«Вовремя я салон открыла», — думала она, стараясь не задумываться о том, к чему именно относится это «вовремя».
На протяжении каникул Максим больше ни разу не ездил на занятия к Гоголину. Лелька позвонила директору лицея и сухо проинформировала его, что ребенок устал и нуждается в отдыхе. Гоголин попытался спорить, но быстро увял, встретив жесткий отпор.
После того как началась третья четверть, подготовка к олимпиаде, срок которой приближался с неумолимой быстротой, возобновилась, но все занятия проходили в школе и только в школе, поэтому особых поводов для беспокойства у Лельки вроде как и не было.
И все-таки она волновалась. Предстоящая поездка в Казань, где Максим будет предоставлен на попечение директора, пугала ее. Она уговаривала себя, что туда едут и другие дети, что пятерых участников олимпиады из их города помимо Гоголина будет сопровождать еще один педагог и что поездка продлится всего три дня, не считая дороги, но иррациональный ужас, так легко поселяющийся в ее душе, не давал расслабиться.
Во время одной из тренировок она поделилась своими волнениями с Дмитрием. Он, кстати, так и не рассказал ей, зачем так спешно уехал тогда с дачи в город и что ему удалось узнать, лишь отмахнулся от ее расспросов. Но к тревоге по поводу поездки отнесся вполне серьезно.
— Ты точно не можешь с ним поехать? — спросил он, послав Максима с Цезарем на круг выполнять команду «рядом».
— Точно. Во-первых, у меня сейчас на работе самый завал. Но дело даже не в этом. Что я Максиму скажу? Как он будет выглядеть в глазах других парней, если его вдруг будет сопровождать мамочка? Тем более что это не первая олимпиада в его жизни и я никогда с ним никуда не ездила.
— Ну что ж, тогда с ним поеду я.
— Как? — Лелька ошарашенно смотрела на Дмитрия, не веря собственным ушам.
— Да так. Максиму мы скажем, что я еду в командировку в Казанский кинологический центр.
— А там есть такой? — Лелька слабо улыбнулась.
— Я не думаю, что он почувствует подвох и полезет в Интернет, чтобы это проверить, — засмеялся Дмитрий. — Кроме того, там абсолютно точно есть такой спасательный центр, как наш, и в нем есть собаки, так что я всегда смогу сказать, что он меня не так понял. В общем, «случайно» выяснится, что я буду в Казани в то же время, что и он. И жить буду в той же гостинице тоже абсолютно «случайно». Ты же знаешь, где они остановятся?
— Конечно, знаю, — ответила Лелька. — Слава богу, это действительно гостиница, хоть и не очень «звездная». А то бывало, что они и в школах жили, и в интернатах.
— Да уж, туда бы я не попал. Но мы бы все равно что-то придумали, — убежденно сказал Дмитрий. — Так что в свободное время от его учебы и моей «работы» мы будем вместе знакомиться с красотами Казани. Вы там бывали?
— Нет, не доводилось.
— И я не был, а город, говорят, красивый. Так что вместе и посмотрим. А тебе сувенир привезем. Кружку какую-нибудь.
— Кружку так кружку, — согласилась Лелька. Ей было весело и спокойно от всего, что он говорил. А от того, что история с поездкой Максима разрешилась таким вот образом, ее накрыла волна облегчения. Как лавина сошла с плеч.
