Слово «бред» в нашем с Ивом обиходе с этой минуты, похоже, стойко закрепилось.
– Ты видишь хоть одну схожую между всеми ними деталь?
– Неть.
– Вот и я «неть». Бред.
– Дя.
– Так сколько, вы говорите, стоит каждая из них? – ворковала Тайра, прогуливаясь с начавшим уставать от пустых разговоров Абой мимо живописного ряда, состоящего не только из пейзажей, но так же портретов, натюрмортов и полуабстрактной мазни.
– Совсем недорого. Вот эта, например, сорок гельмов. Та, что справа от нее, пятьдесят пять, – я специально не поворачивалась, чтобы не склабиться при виде того, на что указывает его рука. – А те, что с замками – вы же понимаете, что они уникальны…
Это точно. Лучшего слова не найти.
– … те по двести гельмов. Каждая.
Ну ты загнул! Двести гельмов? Теперь понятно, почему ты так хорошо живешь…
– Динайра, ты уже посмотрела на полотна? Оценила их красоту?
О том, что Тайра обратилась ко мне, я догадалась сразу. Повернулась к хозяину дома с улыбкой (которую успешно скрыла вуаль) и в тон подруге проворковала.
– Ваша коллекция изумительна! Все полотна невероятно красивы, разнообразны и мастерски исполнены. Скажите, уважаемый Аба, а не найдутся ли среди прочих картин те, на которых изображен не замок Правителя, а просто Оасус? Улицы, дома, площади, фонтаны, неповторимые и уникальные места этого далекого и дивного города? Думаю, Правителю будет интересно взглянуть и на них в том числе.
– Конечно, конечно! – Аба, словно сговорчивая собачонка – собачонка, которая чует запах больших денег, – поспешил к приваленным друг к другу у стены рамам. – Сейчас все отыщу.
Как только он отошел достаточно далеко, Тайра осторожно дернула меня за рукав.
– Зачем?
Вопрос прозвучал так тихо, что я едва разобрала его.
– Потом, – ответила я коротко и, изобразив крайнюю степень восторженности, направилась к шуршащему и грохочущему рамами владельцу галереи.
* * *
– Они все разные, Тай, все! Ты же сама видела. Как можно было изобразить замок Правителя настолько по-разному?
– Аба же сказал, что никто из художников никогда не был в столице – каждый написал его так, как представлял в своих собственных мечтах.
– Нам-то от этого не легче. А эти улицы? Они все выглядят точно так же, как улицы Руура: те же белые дома, те же синие окна, те же арки, проходы, рынки. Если я попытаюсь прыгнуть на такой рынок, то окажусь в лучшем случае здесь же, а в худшем случае за тридевять земель, где-нибудь по сторону пустыни. Бред. Полный бред. И ни одной отличительной детали! Хоть бы какой уникальный фонтан, строение, парк, площадь, магазин – хоть что-то, что отличает Оасус от Руура!
Этот диалог состоялся сразу после того, как мы покинули богатый трехэтажный дом и двинулись по огибающей город дороге.
Солнце уже перевалило зенит и теперь устало, но все еще жарко клонилось к противоположному краю горизонта, над головой безмятежно синело небо, трепал подол тулу горячий сухой ветер. После блаженной прохлады помещения, улица казалась раскаленным адом; под плотным платком снова начал потеть затылок.
Я, признаться, негодовала. Наш поход не принес ровным счетом никаких полезных результатов. Доволен остался только мистер Аба, которого Тайра на прощанье облила таким количеством комплиментов, что я всерьез опасалась, как бы зажиточный горожанин не решил возвести рядом с фонтаном во дворе дополнительный монумент – памятник сладкоречивой Тайре. Хотя, может, здесь так принято? Мы пообещали хозяину галереи, что вернемся к нему сразу же после того, как только примем окончательное решение насчет покупок, а он, в свою очередь, заверил нас, что таким искушенным ценителям искусства, коими мы ему показались, он обязательно сделает внушительную скидку.
Да-да. Почему бы и нет. Прекрасное, если бы не бесполезное, завершение диалога и встречи в целом.
– Как нам быть, если никто в Рууре не видел, как выглядит Оасус? Может, этого Оасуса вообще не существует?
Вдалеке справа, насколько хватало глаз, тянулась ограждающая город от песчаных бурь и злых кусачих ветров высокая, кое-где обвалившаяся стена. В это время, когда день чуть смягчился, а лучи из вертикальных сделались косыми, утоптанная дорога выглядела пустой и необжитой. Ни редких прохожих, ни запряженных муланами телег, ни резвящихся у обочины детей. Хотя, какие дети, если дома в этом районе сплошь пустые и брошенные. Стоило удалиться от особняка Абы и свернуть налево, как богатый до того пейзаж резко оскудел, превратился в обычный бедный и совершенно безлюдный пустырь.
– Оасус существует. Но я ведь говорила, что люди здесь не путешествуют.
Наши сандалии оставляли на мягком песке следы; ветер уже замел те, что были оставлены до нас. Если были. Покачивались у края заметенного пути чахлые и полностью иссушенные низкорослые кусты; на их ветках гирляндами висели колючки.
– Да. Только нам час от часу не легче.
Мое негодование спало, перешло в обычное расстройство. Да, никто не говорил, что будет легко, но кто бы думал, что отыскать одно-единственное достоверное изображение далекой столицы окажется так сложно?
Ничего, еще не вечер. Что-нибудь придумаем – всегда придумывали.
– Слушай, Тай, а где-нибудь здесь можно принять душ? У меня от этого песка все ступни зудят, а как представлю, что с такой головой придется ложиться спать, так вообще «не айс».
– Так вообще не «что»?
– Ну, не здорово.
– А, поняла. Да, душ можно будет принять на заднем дворе в доме Кимайрана. Он когда-то сам подвел туда воду. Она может оказаться чуть теплой и течь не с таким… сильным напором, как в Нордейле, но помыться можно.
– Хвала твоему учителю! – совершенно искренне обрадовалась я. – Значит, этот день не настолько плох, как мне уже, было, малодушно показалось.
– Да, что ты, он вообще не плох, – Тайра улыбалась. Я не видела этого, но слышала в ее голосе. – Мы очень многое успели сделать: переместились в Нордейл, перенесли товар, продали его, хорошо пообедали и прогулялись, выяснили, что местные картины в этом путешествии нам не помогут, значит, нам просто придется придумать что-то еще. Так ведь всегда – иногда то, чего хочешь добиться, приходит не сразу, но оно приходит, если продолжать идти.
Она, как всегда, была мудра. И она была права.
Руур, жара, пустые по обочинам дома, дрожащий над дорогой раскаленный и густой воздух.
– Значит, будем идти, – кивнула я и посмотрела на расстелившуюся впереди до самого горизонта улицу.
Наши тулу заметали подолами оставленные двумя парами сандалий неглубокие и совершенно недолговечные под местным ветром следы.
* * *
Над головой проржавевший огрызок трубы, за спиной щербатая стена, сбоку мятая и пожелтевшая от времени клеенка-занавеска, под ногами похожая на ил мазня. Счастье есть. А все потому, что как только мы добрались домой, я тут же скинула с себя пыльную и душную одежду, вооружилась выданным Тайрой куском мыла – природного минерала, который, по словам подруги, подходил для мытья не только тела, но и головы, – и тут же забралась в некое подобие находящейся на открытом воздухе душевой кабины.
