Книга История Бернарды и Тайры на Архане, страница 23. Автор книги Вероника Мелан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История Бернарды и Тайры на Архане»

Cтраница 23

– Тюрьма, – едва слышно ответили мне. – Так наказывают провинившихся женщин.

– Заставляют стоять на жаре?

– Да, в квадратах. А за их пределы выходить запрещено.

Мужчины (а теперь уже в моем понимании «мужланы») нас не слышали – были заняты обсуждением узниц и их достоинств. Кто-то улюлюкал, призывая «дам» проявить себя – сплясать, спеть или оголиться, кто-то кидал в них мелкими монетками, но чаще кусками спекшейся глины.

– Так это та самая тюрьма?…

Только сейчас все в моей голове сложилось воедино. И то, почему Тайра не хотела сюда идти, и то почему не хотела, чтобы котлован видела я. Какие же болезненные в ее голове, должно быть, хранились воспоминания.

– Ты?…

– Да, я так же стояла в одном из дальних квадратов. И передо мной умирали истощенные от голода и побоев женщины. А эти… – голова в платке повернулась в сторону мужчин, – точно так же глазели на умирающих и кидались в них камнями.

Уроды.

– Платки, браслеты…

– Орехи оха, корни для жевания, – подхватила я монотонным голосом и даже не заметила, что все перепутала. – А этот грот позади?

– Там находятся камеры. Очень тесные клетушки, где разрешают переночевать. Вот туда и приходил…

«Уду», – закончила я за нее мысленно. Да, я помнила каждую подробность этой душераздирающей истории, вот только никогда не думала, что однажды увижу место заключения Тайры наяву.

– Орехи, пустынные корни, кактусы…

Глядя на пленниц не с сочувствием даже – с ужасом, я незаметно взяла Тайру за руку и сжала ее пальцы.

– Ты помнишь, что сейчас ты живешь в Нордейле? Со Стивом? Что все хорошо? – прошептала я тихо.

– Почти нет.

– Тогда нам надо уходить. Орехи, кактусы, оха…

– Эй, почтенная, сколько там за десять орехов? Жрать их не хочу, а вот посмотреть, как они летят в лицо дешевым сутрам, хочу…

Я немедленно озверела. Если бы сейчас этот мешок с дерьмом откинул с лица мою вуаль, то он бы увидела горящие красным, как у дьявола, глаза и самый что ни на есть хищный оскал. Но ответила я мило, даже елейно.

– Гельм за штуку.

– Гельм? – стоящий передо мной мужик в «тюрбане» до того удивился, что выкрикнул это слово во «все воронье горло».

Слава Богу на нас никто не обратил внимания, так как в этот момент одна из женщин сняла-таки с плеч едва удерживающуюся на завязках ткань и позволила мужикам любоваться своей грудью. Вниз тут же полетели мелкие монеты вперемешку с камнями.

– Хороша сутра!

– Продажная… но на смерть её за такое!

– Но все равно хороша.

Я оторвала взгляд от вынужденной продавать свое тело за еду и воду узницы и нагло кивнула.

– Гельм за штуку. Близкий ли путь сюда корзины тащить?

– Да мне глина дешевле достается, тьфу!

Хорошо, что этот урод плюнул себе под ноги, а не мне на тулу, иначе… Иначе могла сорваться я, Тайра или наша фурия, которая к тому моменту начала зловеще вибрировать.

– Не хочешь, как хочешь.

Мы развернулись и синхронно, не сговариваясь, зашагали прочь. От толпы, от тюрьмы, от противных выкриков и вида слишком белой на фоне обожженных рук груди. Злые и разъяренные, мы шагали прочь от стыда и позора – чужого и как будто своего, – от разлившейся в воздухе похоти, от отсутствия сочувствия и черных, как пустынный камень, сердец.

– Не хватало, чтобы он еще и моими орехами в них кидался, – процедила я сквозь зубы, как только мы удалились на достаточное от карьера расстояние. Все еще нездорово гудел на моей голове, вызывая ломоту в висках, Ив.

Тихо, почти неслышно отозвалась Тайра.

– Ты сама хотела все увидеть.

Остаток пути до города мы шли молча.


Говорят «клин клином вышибают».

С эмоциями дело обстоит точно так же. Можно, например, наткнуться на несправедливость, оскорбление или услышать грубое слово, и оно прилипнет к твоей душе грязной жевательной резинкой – не очиститься и не отодрать без посторонней помощи, как ни старайся. После неприятного события можно часами вспоминать о нем и терзаться ощущением, что ты наступил в вонючую жижу и теперь бессилен сделать что-либо, пока носок не высохнет.

Так было и с нами.

Мы могли бы часами обсуждать увиденное, исходить яростью, костерить местные законы и местных жителей, сетовать на черствость их ума и сердец, плеваться ядом и толочь воду в ступе.

Вместо этого, если не считать нашего пассивного зазывания покупателей, мы по большей части молчали. Не делились впечатлениями, не перетирали одно и то же, не бормотали: «Да я бы им… Да, если б я мог…»

Мы ничего не могли. Ни повлиять на укоренившееся в умах мировоззрение, ни изменить общественный уклад, ни, в конце концов, взорвать тюрьму напалмом – бессмысленно. Исчезнет эта – появится новая, точно такая же или хуже. Потому что останутся прежними взгляды, не исказятся рамки принятых норм, не перевернутся вверх ногами в сознании живущих здесь людей понятия «хорошо» и «плохо».

А эмоции? Да, эмоции имели место быть. И они, вероятно, еще долго оставались бы с нами, если бы в этот ничем непримечательный день не произошло другое событие, заменившее одни эмоции другими.

А случилось оно часом позже, когда мы вновь углубились в обитаемую часть города, миновали жужжащий на разные голоса базар и, усталые, очутились на узких, продуваемых жаркими ветрами, сонных жилых улочках Руура.

Поднимался над плоскими крышами белесый дымок, покачивались прикрепленные у дверей пучки сухой травы, изредка нам навстречу попадались спящие в тени стен кошки. По большей части желтовато-бурые, облезлые и тощие. Здесь этих животных в домах держали редко, а кормили и того реже – себя бы прокормить, – а потому бездомные питомцы жили той добычей, которую сумеют поймать сами – полевками, жучками-мягкоголовами, крылатками.

– Попить бы, – к пяти часам дня мои ноги дрожали от усталости. В последний раз мы ели утром, и теперь желудок бушевал голодными раскатами. – Может, купим сок мулли?

– Нет. От сока мулли мы снова перехотим есть – в этом его опасность. Потом даже если захочешь, в рот кусок не положишь, а нам нужно нормально питаться, иначе пропадут силы.

– Поняла. Тогда заглянем в следующую забегаловку, ладно? Какая попадется на глаза.

– Здесь, наверное, ничего не попадется, слишком далеко мы забрались к противоположной окраине, придется возвращаться.

Людей на дороге попадалось мало. Зачем мы зашли сюда, к беднякам, что ожидали увидеть, кого найти? Смешарик на моей голове, казалось, спекся от солнца, но на вопросы отвечал исправно. Да, смотрит. Нет, ничего интересного не видит. Его, кстати, тоже не мешало бы плотно накормить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация