– Переваривают обломки в серую кашу? – предположил я, оглядываясь.
– Да, камень становится жидкой плотью, – подтвердил Борис. – Со временем пруды сольются в одну большую серну.
Поле обломков, наконец, закончилось, сменили привычные туннели, когда-то, возможно, были корижорами.
Спустя череду туннелей решили сделать привал. Подожгли горстку углечервей, но вернулась Катя, отлучалась по малой нужде, лицо встревоженное.
– Вам надо взглянуть.
– На то, как делаешь пи-пи? – уточнил Борис.
– На место, где собиралась это делать.
И вот мы у стены несостоявшегося туалета, смотрим в широкую трещину, оттуда льется свет пламени, из-за чего глаза у моих спутников словно завязаны оранжевыми лентами-масками, как у черепашки Микеланджело. И у меня, наверное, такая же.
За стеной просторный квадрат зала, по краям резные колонны, пронизаны твердыми жилами растений-вьюнов, против «нашей» стены арочный выход, от всех четырех стен к центу спускаются низкие ступени, образуя нишу.
Все поверхности в зале черные от обилия углечервей. Обычно они грызут то, на чем сидят, бесшумно, но сейчас червей столько, что воздух полон шороха, как в гигантских песочных часах.
А в центральной нише – огромное малоподвижное создание, похоже на мелких собратьев. Такое же черное, сегментированное, но башка с кулак боксера-тяжеловеса, а каждый следующий сегмент больше предыдущего, словно червь сложен из угольных глыб разной величины. Ножки крохотные, сдвинуть переростка не могут, пассивно скребут пол.
Конечная, самая большая глыба раскалена докрасна, вокруг нее танцует роскошное пламя, обжигает наши переносицы, сотни тысяч бликов на панцирях углечервей цветом как это пламя. Оно гудит, стреляет трескучими искрами.
Я покосился на Бориса.
– Что это?
Лицо его мрачное, не сразу произнес:
– Лорд.
Как уронил тяжелый камень.
– Что за лорд? – спросила Катя.
Ждем, когда Борис выйдет из хмурого сосредоточения.
– В общем, в Руинах есть монстры, что живут и охотятся стаями, типа рычунов, волкоршунов, морозавров… Есть одиночки, например, ништорм. А есть твари, у которых как в улье. Матка и рой слуг.
– Глядите! – перебила Катя. – Эта громадина пожирает мелких!
– Сами заползают к ней в пасть, – прошептал я. – Они что, совсем камикадзанутые?
– Слуги, – изрек Борис. – У них нет инициативы. Ими управляет лорд. Делают все, что прикажет. Лорды, как правило, огромные и неподвижные, не могут добывать пищу, за них добывают шестерки, рыскают по Руинам, таскают еду лорду. Но бывают лорды подвижные, бродят по Руинам со своей ордой.
– Например?
– Комарок.
– Который управляет комароем?
– Он самый. Скажите спасибо, что не встречали. Огребли бы все трое…
– Кому сказать-то?
– Если верующие, то Арху. А если не особо, то Великому Рандому. А что касается этой гусеницы, случай классический. Хотя никогда не видел лорда углечервей. Слышал только…
– Да ну!
– А что вы хотели? Руины бесконечны. Тысячи жизней не хватит, чтобы узнать все, что в них творится, а я здесь всего каких-то десять лет… Теоретически лорды есть у всех видов существ: у рычунов, волкоршунов… Просто их никто не видел. А может и видел. Быть может, где-то в Руинах есть даже города, вокруг которых лорды волкоршунов – дело обычное.
– Не по себе мне рядом с этой тварюгой, – призналась Катя. – Давайте уберемся.
– Этого обжору мы вряд ли интересуем, – говорит Борис. – Углечерви жрут камни, кости, мертвую органику, для них мы слишком живые. Видимо, углечерви наедаются, а лорд приказывает заползать к нему в пасть, перемалывает вместе с содержимым их брюшков. Но правильно, что бдишь, Катюха, лучше убраться. Про лорда углечервей ничего не знаю, не будем испытывать судьбу.
– А зачем у него пузо пылает как на пожаре? – спросил я.
– В темное углечерви теряют активность… Ладно, сваливаем. Устроим привал в другом месте.
Но прежде чем уйти, Борис долго не сводил с лорда пристальный взгляд, пришлось ждать у выхода. Борис будто хотел силой мысли пырнуть гиганта насквозь. Так обычно смотрят на заклятых врагов.
Глава 14
Искали место для отдыха, но отдохнуть нам не дали.
Мы проходили через середину высокого шестигранного зала, когда сверху под вой рычуна в прямоугольник выхода ударил столп звука, пространство на миг искривилось.
Мы задрали головы. Где рычун?!
Плиты по краю дверного проема вспучились трещинами, нашу обувь лизнула туча пыли, выход перекосило, и он обрушился.
Развернулись, бегом ко входу, но и туда бьет сверху звуковой луч, вход завалило прежде, чем успели добежать, пришлось отпрыгнуть от волны осколков.
– Наверху! – крикнул Борис.
Инстинкт сбил нас в стаю в центре зала, крутимся как звери в клетке, стволы пушек вздернуты, дула высматривают потолок и стены под ним… Стрелял рычун.
Рычун?!
Как? У рычуна мозгов как у таракана, а это – хорошо спланированная западня!
Пытаемся разглядеть феноменально умного рычуна, но наверху темно, черных дыр в стенах как сот в пчелином улье, рычать могло из каждой. Времени прошло много, уже начал подумывать, что пронесло, убежал рычун, может, и правда обычный, не хотел загонять в ловушку, так совпало…
Вновь мощный рык, но не сверху. Приглушенный, словно за стеной, точнее… внизу! Под полом!
Хруст, твердь под подошвами лопнула, нас качнуло, разломы превратили пол в архипелаг треугольников, балансируем, руки в стороны.
– Уоооо! – взвыла Катя, пытаясь не упасть.
– Влад, пальни в стену! – скомандовал Борис.
Повторять не пришлось, пушка в моих ладонях уже нагретая, гудит как свирепый хищник, черный зрачок дула зыркает на одну из шести граней зала, гашетка тонет в рукоятке, фигуры моих спутников и плиты на секунду перекрасило в цвет заката.
Рвануть к стене пришлось во время ее взрыва, рискуем попасть в бутоны огня, под залп камней, но мозаика пола проваливается, мы как рыбаки на речном льду весной.
Зажмурившись, ныряем в адские врата.
А когда обнаружили себя живыми в коридоре, оглянулись, в огненной дыре увидели, как зал обрушился, пыль выбило через брешь на нас мощной струей, бежим, чтобы не задохнуться, с головы до ног серые, будто големы.
– За мной! – приказал Борис. – Найдем гада!
Найти ближайший спуск труда не составило, дыр в Руинах как в сыре. Спустившись, помчались туда, где должен быть рухнувший пол. Подбегаем к различимой в конце коридора огромной яме, вокруг еще парит пыль, резко переходим на крадущийся шаг, а затем и вовсе животами в песок, приближаемся ползком.
