В те зловещие, наполненные слухами дни я не могла не сочувствовать нашей королеве, хотя никогда не любила ее. С тех пор как она узнала, что жена лорда Роберта мертва, с ее лица не сходила пугающая бледность, длинные белые пальцы тряслись, с ней то и дело случались нервные припадки. Она все время требовала к себе мистрис Клинкерт, которой доверяла более остальных, за исключением, возможно, лорда Роберта, чтобы та приносила ей разбавленный ликер, наливку или особую настойку для подкрепления сил и успокоения духа. А мистрис Клинкерт, бесстрастная и молчаливая, выполняла все прихоти своей госпожи глазом не моргнув, даже когда королева, пропустив несколько рюмочек подряд, становилась пьяной и сонной или, что случалось чаще, пьяной и сердитой.
Однако в эти же самые дни королева нашла себе дело, которое ее очень занимало, а возможно, отвлекало от переживаний — она заказала для своей опочивальни новое ложе. «Достаточно широкое для двоих, — как язвительно заметила моя мать, когда отца не было поблизости. — Впрочем, почему бы и нет, — тут же добавила она, пожав плечами, — коль скоро лорд Роберт днюет и ночует в ее спальне, а иногда бывает там и ранним утром, когда она еще не одета, чтобы подать королеве ее сорочку!»
Новая кровать, предназначавшаяся для Елизаветы, была сделана из векового кедра, украшена искусной резьбой и позолотой и снабжена роскошным сребротканым балдахином. В изголовье лежали подушки из малинового атласа, а над ними были укреплены длинные пушистые страусовые перья, словно сбрызнутые мельчайшими кусочками сусального золота. Кровать была готова, но оставался только один нерешенный вопрос: какими должны быть занавеси для алькова.
— Лучше тех, которые в Камнор-Плейс
[121], не сыскать, — заявила королева своим швеям. — Ничего другого мне не подойдет. Видит Бог, леди Дадли эти драпировки больше не понадобятся. Пусть их доставят сюда, чтобы отделать мою новую постель.
Глаза королевы остановились на мне:
— Летти, ты отправишься вместе с мистрис Клинкерт в Камнор и привезешь их сюда.
— Возможно, Ваше Величество прикажет послать любого из слуг лорда Роберта, — отважилась возразить я, — чтобы не давать пишу кривотолкам.
Королева смерила меня взглядом и ничего мне не ответила. Но через некоторое время произнесла:
— Ты едешь в Камнор завтра!
Возразить мне было нечего. Я только подумала о той новой волне смешков и пересудов, которые вызовет этот приказ королевы.
В конечном итоге даже я присоединилась к этим тайным насмешкам. Распоряжение королевы было просто верхом бессердечия и беспардонности! Либо свидетельством ее безоглядной смелости. Вдумайтесь: приказать привезти полог с постели мертвой Эми Дадли для украшения ложа той, которая теперь, по слухам, готова открыто делить его с мужем покойной! Вот так мысль! Ее мог высказать разве что королевский шут, а мы бы все над этим посмеялись. Но королева не видела в своем приказе ничего смешного или неприличного.
Воистину, она была странной женщиной, и я не уставала ею поражаться.
Как же мне не хотелось ехать в Камнор с этим поручением! В глубине души я надеялась, что ужасные сплетни о причастности лорда Роберта к смерти жены не имеют под собой оснований. Я отказывалась верить в то, что человек, которым я восхищалась, способен убить свою супругу или приказать это сделать. Однако слух этот оказался очень живуч, а я не могла вечно затыкать уши и закрывать глаза. Я вспомнила тайные свидания королевы и лорда Роберта в лесу, вспомнила, как он подолгу оставался в ее опочивальне за полночь. Правда, вспомнилось мне и то, что иногда в этот час вместе с ним и королевой там по секретному делу запирался и Уильям Сесил
[122] — злейший и хитроумнейший соперник лорда Роберта в борьбе за влияние в королевском Тайном совете.
«А ведь за этой волной кривотолков может стоять Уильям Сесил!» — подумала я, оценив сложившееся положение дел. Сесил только выиграл от темных слухов, возникших после смерти Эми Дадли, ибо они наносили непоправимый вред его конкуренту лорду Роберту. Все, с кем я говорила при дворе, были уверены: лорд Роберт никогда не очистится от подозрений в убийстве жены, и его репутация навеки погублена.
В состоянии ли был Сесил подстроить смерть Эми Дадли? В этом не было ничего невозможного. Мне казалось, что королева наверняка знала правду, и в этом кроется причина ее бледности и нервных припадков. Впрочем, был и еще кое-кто, кто мог просветить меня в этом темном деле, — всеведущая мистрис Клинкерт.
Пока укладывали мой сундучок для поездки в Камнор-Плейс, я поклялась себе, что воспользуюсь случаем и хорошенько расспрошу главную камеристку королевы. Она любила поговорить со мной, делилась со мной важными сведениями, потому у меня были все основания надеяться, что уже по дороге в Камнор-Плейс она откроет мне этот самый большой секрет.
Глава 11
— Как ты думаешь, он совершил то, в чем его обвиняют? — спросила я мистрис Клинкерт, после того, как мы проехали несколько миль по дороге на Оксфорд в полном молчании.
Ее широкое морщинистое лицо застыло, маленькие глазки смотрели бесстрастно. Но я не сомневалась, что она прекрасно поняла, кого я имею в виду. Она тяжело вздохнула в ответ и отвернулась.
— Я прочитала то, что королева написала на полях своей книги, — продолжала я. — Той книги, что лежит у нее рядом с кроватью и где она записывает свои секреты.
Теперь на лице мистрис Клинкерт явственно проявилась тревога.
— Зря ты это сделала…
— Она написала, что они любят друг друга. И что он пообещал ей вновь стать свободным. Что он хотел этим сказать? Он освободил себя для нового брака, устранив жену, чтобы жениться на королеве? Была ли смерть его жены подарком королеве на день рождения? Она ведь умерла вдень рождения королевы… Или на следующий день?
Мистрис Клинкерт кивнула, но ничего не сказала. Чуть помедлив, она наклонилась поближе ко мне и прошептала:
— Ты слишком много болтаешь.
Всю оставшуюся часть пути я раскрывала рот только для того, чтобы заговорить о вещах незначительных и обыденных. Я больше не упоминала ни королеву, ни лорда Роберта, ни покойную Эми Дадли.
