Сам Толлеус, покинув пузырь, не изменился, Тайнус тоже. Под ногами была пустота, но старик никуда не падал, а вполне уверенно держался на ней или на какой-то невидимой опоре. В этом не было бы ничего сверхъестественного, если бы чародей не стоял под углом к искуснику, будто у него был свой собственный пол, который для Толлеуса – наклонная стена.
Несуразностей вроде этой вокруг было так много, что големщик решил не ломать себе голову над вопросом: «Почему так»? Одной больше, одной меньше – не важно. Гораздо интереснее было узнать, что делает малолетний Оракул и зачем он здесь? Тайнус смотрел очень увлеченно, но все же каким-то образом почувствовал присутствие искусника рядом с собой.
– Ты здесь?! – выпучил он глаза, повернувшись к кордосцу. – Тогда зачем ко мне пришел, если сам умеешь? – при этом он плавно повернулся в воздухе и «встал» на ту же плоскость, что и старик.
– За помощью пришел, – сознался Толлеус, чувствуя себя неловко здесь, в месте, так похожем на сон. Мальчик кивнул и сказал:
– Я уже посмотрел. Давай вернемся в дом – говорить лучше там, – и с этими словами он быстро поплыл (или полетел?) в сторону одной из тысяч меток, а потом исчез. Искусник вспомнил Маркинское Видение. Все же нет, там полет был совсем другой. Старик посмотрел по сторонам – нигде никого. По привычке почесав лысину, он недоверчиво покосился на метку своей обители – то единственное, что было рядом и связывало его с реальностью, оставшейся где-то далеко-далеко. Почему-то истинное зрение не работало, так что ничего конкретного сказать было нельзя. Сон или нет? – разбираться сейчас, что к чему, не хотелось. Обо всем этом лучше подумать на досуге, когда и если он очнется в доме Оракула. Вздрогнув от последней мысли, старик попытался разобраться в вязи метки. На самом деле никакого плетения не было: нити, которые он принял за проявление Искусства, затрепетали под его взглядом и вдруг сложились в картинку. Толлеус увидел свое тело словно со стороны: оно сиротливо сидело перед резным креслом, оставленное хозяином. «Будто смотришь на себя через Око», – мелькнула у старика мысль. Тайнус очнулся от транса и пошел на свое место. Тут настройщик заметил, что его тело там, в доме Оракула, открыло глаза и шумно выдохнуло. Трудно описать словами, что в этот момент испытал искусник. Пожалуй, нечто подобное тому чувству, когда его искореженный после отборочного выступления Паук распрямился и выскочил из шатра. Только в этот раз возмущение и страх были еще сильнее, потому что воровали не вещь, а его собственное тело. Толлеус инстинктивно схватил рукой метку и сейчас же оказался внутри – в своем уютном пузыре.
Призрачной копии, оставшейся здесь, на месте почему-то не оказалось. Впрочем, это сейчас волновало старика меньше всего. Всем сердцем хотел он оказаться сейчас в своем собственном теле, и его желание исполнилось.
Слух возвращался постепенно, так что вначале искусник понял только, что Тайнус что-то говорит, но разобрал лишь последние слова:
– …ты идешь правильно, хотя все равно не найдешь то, что потерял!
От всего произошедшего голова шла кругом. Юный чародей больше не казался сопляком – он явно был завсегдатаем Пустоты, из которой старик только что вернулся. Бывший настройщик всегда уважал мастеров своего дела, а сейчас даже немного оробел. Альтер-эго, вечный спутник волнения, не заставило себя ждать:
– Тогда что значит «правильно», если не найду? – вклинилось оно со своим вопросом.
– Твой поиск ведет тебя к твоей Судьбе, – пожал худыми плечами Оракул.
– Вообще-то я хотел узнать, сможешь ты вылечить ему, – Толлеус кивнул на Оболиуса, – зуб! – Явно не в тему, но таким образом старик решил перехватить инициативу в разговоре у своего вечного спорщика.
– Зуб! – отмахнулся Тайнус, – это может сделать даже Пирот. Пирот, посмотри, что там такое, – распорядился мальчишка, повернувшись к замершему у него за спиной мужчине.
– Ты желаешь совсем другое, – снова обратился Оракул к искуснику. – У тебя есть Вопрос, и ты хочешь задать его мне! Но только ты должен сам найти Ответ!
– Какой вопрос? – не понял старик. Чародей своими глубокомысленными изречениями его совсем запутал. А может, Оракул просто не умел связно выражаться. Говорят, это извечный бич всех прорицателей.
– От Вопроса зависит и Ответ, а от него – Путь. Слишком много Нитей Судьбы завязано в один узел вокруг тебя. Чтобы найти свою судьбу, ты должен выбрать Вопрос и все время искать Ответ!
– А разве можно узнать варианты судьбы и выбрать? – изумился Толлеус.
– Господин, – встрял Пирот, оторвавшись от своего задания. – Осмелюсь обратить ваше внимание, что это искусник! Не надо ему помогать!
– Да, но он пришел ко мне, и я отчетливо вижу его Пути! – насупился Тайнус. Мне уже так надоели паломники со своими дурацкими вопросами о любви и верности или другие, которые все время ищут клад почивших родственников. Завтра с утра опять целая очередь выстроится. Так редко появляется что-то другое! Этот кордосец особенный!
– Архонт Оракулов будет недоволен, если вы скажете! – гнул свою линию пожилой Пирот, опустив голову и глядя исподлобья.
– Да, да, ты прав, – сник Тайнус. – Я ему не скажу.
Толлеус, который молча слушал всю эту перепалку, с ненавистью посмотрел на толстяка: кажется, из-за него малолетний чародей ему сейчас не скажет что-то важное. Действительно, аудиенция закончилась. Насупленный Тайнус больше не проронил ни слова, а Пирот вежливо, но настойчиво выдворил старика на крыльцо. Правда, по его словам, с зубом Оболиуса теперь «все в порядке», то есть он сам благополучно выпал. Все-таки Толлеус рассчитывал на большее – вырвать он мог и сам. Хорошо еще, денег оробосцы не взяли: забыли ли или так спешили прогнать искусника, что махнули на выручку рукой. Странный визит получился. Старик ничего особенного от него не ждал, но все равно осталось ощущение какой-то неудовлетворенности. Требовалось хорошенько поразмыслить обо всем, но пока что в голове была лишь аморфная каша: сплошные вопросы, и не за что зацепиться мыслями.
Ученик вовсе пребывал в прострации, меланхолично переставляя ноги, но поминутно останавливаясь, чтобы сплюнуть кровь и гной. Щека его опала, почти вернувшись к своему нормальному размеру. Искусную блокировку чувствительности по совету толстяка сняли сразу же, так что теперь Оболиус мог в полной мере насладиться отголосками своих «замороженных» страданий. Старик на всякий случай посмотрел истинным зрением, чтобы оценить работу чародеев, но ничего интересного там не было: только какое-то марево вокруг рта, еле видимое в аурном зрении. Зачем оно там нужно сейчас? – Зуба-то больше нет!
Так, в молчании, путешественники дошли до стада. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, бросая на землю длинные тени. Заниматься сейчас поисками постоялого двора и пропитания ни у кого, кроме химер, не было желания, но их никто не спрашивал. Чистое небо не обещало дождя, поэтому Толлеус сразу забрался в телегу – сейчас ему требуется тишина и покой.
«Что произошло в доме Оракула?» – вот о чем гадал искусник, глядя на звезды, так похожие на метки из Черной Пустоты. Других, более конкретных вопросов было великое множество, но все они сводились к одному: «Что это было?» Можно было отмахнуться и просто не поверить в произошедшее. Пожалуй, раньше старик так и сделал бы: слишком все выглядело нереально. Однако же за последние пару месяцев он сплошь и рядом сталкивался с необъяснимыми вещами. Кроме того, некоторые детали косвенно указывали на правдивость увиденного. Но если это так, то где он был? – Неужели ему в самом деле посчастливилось прикоснуться к пресловутой чародейской Сути Мира? И если «да», то что же произошло с ним в Оробосе? Неужели это какие-то чары меняют его сознание? – В этот момент старик вспомнил про целебный конструкт, который висел где-то над макушкой. Впрочем, Маркус при изучении не разглядел в нем ничего опасного.
