– Поправка принимается! – Может, разрезать нитями?
– Нити хорошо режут только на уроках теории нитеплетения! А на практике все ой как не просто!
– Верно. Вот и нужно вспомнить, что же говорил по этому поводу учитель?
– Что говорил? Смешно он говорил. Что нить должна быть не тонкой, иначе пройдет сквозь и ничего не отрежет!
– Смешно – не смешно: пробовать надо и смотреть, что получится, а не уподобляться Оболиусу.
* * *
Вернувшись к вечеру и заводя мокрую уставшую лошадь в сарай, ученик искусника застал довольно любопытную картину: Толлеус, пребывая явно не в духе, бурчал себе под нос и водил куском небольшой веревки, концы которой зажал в кулаках, по жердине.
Старик покосился на помощника и почему-то виновато принялся оправдываться:
– Вот, понимаешь, хотел плетение сделать, чтобы навроде плотницкого инструмента получилось: доску выстругать или трец бревна ровно отпилить. И вот какая незадача получается: тонкая не режет ничего – сквозь проходит, а толстой дерево сопротивляется – не получается одним махом. Давить или пилить приходится, но идет тяжело – ничуть не быстрее получается, чем обычной пилой… – искусник с ненавистью покосился на веревку-пилу в своих руках.
– А я бы простой топор плетением раскрутил, чтобы вращался быстро-быстро, да просто деревяшку подсовывал потихоньку, чтобы удар только кончиком получался – тогда не застрянет. Все удары в одно место придутся – получится ровно. Это когда руками направляешь, много зарубок наделаешь. – Говоря это, Оболиус не выглядел полным энтузиазма и говорил скучным голосом.
– А что? Может быть, хорошо придумал! – похвалил искусник и добавил задумчиво: – Что-то везде, за что ни возьмись, вращение требуется. Нужно хорошее плетение, чтобы крутить хоть колесо, хоть топор, чтобы плавно, без рывков и ударов… Что-то ты долгонько. Небось, половину леса вырубил?
При этих словах ученик помрачнел еще больше и опустив голову, принялся бубнить:
– Вы сами только сушняк брать дозволили. А его там нет! Одни пеньки. Или кривые совсем, а там-то для голема ровные надо! Три деревца еле нашел, да и то два – тоньше некуда. Жерди для забора, а не бревна получатся. Для лап-то пойдет, но все равно мало. Живые деревья есть, я присмотрел. Да только сами же запретили!
Толлеус ничего не ответил. Так молча и пошли в дом, думая о своем.
* * *
На следующее утро дождь немного утих (уже не в первый раз), но совсем прекращаться даже не думал. И волей-неволей пришлось задуматься об оплате. За еду и жильше Финна брала сущую мелочь, а вот мохнатки съедали в день на приличную сумму. Сухие стойла и хороший корм – это замечательно, но пока что каждый день такое не по-карману. Нужно пасти, причем это не разовое мероприятие, а значит, просто так на чужой луг не придешь – нужно договариваться. То есть, все равно нужно платить, но все-таки меньше.
Старик вспомнил, что Финна во время своих жалобных монологов рассказывала, будто бы пока муж был жив, хозяйство у них было справное. И скот держали, и луга свои были.
На вопрос искусника бабка зашмыгала носом:
– Ироды окаянные! Землица-то моя, а они все подчистую себе! А монетку там, али простой еды в благодарность – шиш!
– Это кто? – не понял Толлеус.
– Да соседи, кто же еще?
Обычная история – деревенские, воспользовавшись тем, что земля пустовала, спокойно косили и пасли коров на бывших лугах Финны. И никакой благодарности, не говоря уже о том, чтобы как-то помочь нищенствующей старухе. При всем при этом земля на востоке Оробосской империи, в отличие от зараженного севера и каменистого запада, стоила немало и вся давно находилась в чьей-то собственности.
Прадед Финны как и прочие первые жители деревни, успел отхватить приличные угодья, когда император даром раздавал поселенцам бывшие пограничные земли, чтобы заселить свои восточные рубежи. Теперь же это наследство стоило немало, но желающих приобрести его по реальной цене не было. Соседи с удовольствием захватили бы их, поскольку деревня росла и для всех желающих пастбищ не хватало, но больших денег ни у кого из них не было. Отдавать же за бесценок бабка отказывалась наотрез, предпочитая жить на подножном корму и просить подаяние.
Вообще климат в Оробосе мягче Кордосского – Толлеус уже успел это оценить – тут никогда не бывает заморозков зимой. В Терсусе нет-нет, да иногда случалось, что даже снег выпадал на день-два. При этом было не так влажно, как на юге – дышалось легко. Старику, а точнее, его костям, чутко реагирующим на погоду, тут нравилось.
Затяжной дождь, нехарактерный для этого края, испортил жизнь не только тем, кто жил с огорода, но и Финне – в лес за грибами-ягодами не очень-то походишь. Да и небезопасно там стало – в последнее время расплодилось много волков. (Услышав об этом, Оболиус слегка позеленел. Видимо, вспомнил, что вчера в одиночку ездил за бревнами.)
В общем, вся деревня дружно дожидась, когда старуха умрет, чтобы перегрызться между собой и захватить все луга Финны бесплатно. То, что ни у кого не будет на них купчей, подверждающей собственность, местных не смущало. Главное, чтобы в Боротоне не прознали, что у земли нет наследников и она теперь ничья.
Толлеус тут же предложил бабке взаимовыгодное сотрудничество – он будет пасти на лугах свое стадо, Финна получает немного меди. Конечно же, она была обеими руками «за».
Подробно расспросив, где находятся луга, старик, не обращая внимания на дождь, засобирался в дорогу. Сперва он решил съездить и осмотреть все на месте, заодно оценить качество пути. Потому что могло так статься, что проще будет совершить несколько вояжей и перевозить стадо на телеге по несколько мохнаток за раз, чем снова тащить его своим ходом по грязи.
Оболиус, если и имел какие-то планы, возражать не стал, безропотно отправившись запрягать лошадь.
Путь предстоял неблизкий: наезженная местными дорога, вырвавшись из деревни, по прямой пронзала поля, потом, петляя, карабкалась на практически лысый глинистый холм и, спустившись с другой стороны, наконец, добиралась до лугов. Причем земля Финны, как и дом, была самой дальней. Если идти пешком, то прогулка в одну сторону заняла бы часа два.
Поля оказались затоплены – колосья пшеницы торчали прямо из воды и были похожи на прибрежные заросли осоки. Однако дорога, подобная протоке в этом море зелени, угадывалась легко. Лошадь тащила повозку уверенно – колеса не вязли. Глубина как будто тоже была невелика – при желании мохнаток можно было провести вброд.
На холм без паучьих лап, приделанных к повозке, так просто забраться бы не получилось – глина скользила под копытами, оплывая целыми пластами, сверху прямо по дороге бежал мутный ручей, размывая и сглаживая и без того скользкий путь. Пожалуй, деревенские тут могли передвигаться только на своих двоих. Или ездили в объезд, если он есть. Искусник не знал, как далеко тянется холм. Не исключено, что это вовсе гряда, и объезжать ее нужно целый день. С другой стороны, следов копыт стада коров на дороге видно не было – видимо, его гоняли каким-то другим маршрутом.