Когда дверь закрылась и за Фергалом, Алекс вернулся к привычной позе: локти на стол, подбородок на пальцы. Замер, продолжая перебирать мысли. Фергал Бреслин. Умный, честный, надежный. Фергал знает о его пристрастиях, от хорошего начальника охраны такое не скроешь, да и незачем. Знает, что у него две женщины… Но Маред Уинни пусть будет за пределами его внимания. Фергал… можно ли ему верить? Можно ли верить вообще кому-то? Вербеке всегда был темной лошадкой. Замкнутый сухарь, хотя стряпчий милостью богов. Закрыт на все замки, Алекс никогда не мог понять, что на уме у этого человека. И, откровенно говоря, не прочь был бы его заменить, да некем. Винс Эйландер? Напротив, душа компании, весельчак. Только вот эта душа все равно – глубока и темна, как омут, где водятся кельпи. Алекс усмехнулся невеселому каламбуру. Верить можно себе. Сармади. Сиду Даншо. Потому что если не верить хоть кому-то, проще сразу повеситься.
Еще он до недавнего времени думал, что можно верить Мэтью, и это, конечно, о многом говорит. Что ж, если из троих, кого он звал друзьями, предал один – это не такой уж плохой процент. Вполне допустимый коммерческий риск…
А архив конторы попытались украсть примерно тогда же, когда с Анри разговаривали о продаже «Бархата». Случайность? Что-то много кому нужно личное имущество лэрда Монтроза. Ничего, это привычно…
Он расплел занемевшие пальцы, глотнул остывшего чая и поморщился. Нужно позвать Кэролайн – пусть заменит чашку – и начинать работать. Но сначала…
Маред ответила на вызов по фонилю почти сразу. Значит, уже проснулась.
– Ваша светлость?
Голос в аппарате был настороженным, но иного Алекс и не ждал.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, ваша светлость.
– Я рад… – нужные слова не находились, Алекс искал-искал их и едва ли не впервые ничего не мог сказать женщине, с которой провел ночь. – Тебе что-нибудь нужно? Может, что-то привезти?
– Нет, благодарю вас, ваша светлость.
Ровный, абсолютно спокойный тон. Что ж, пусть так.
– Тогда отдыхай.
Алекс нажал на кнопку. Посмотрел на почти пустую чашку и понял, что хочет грохнуть ее о стену, чтоб осколки брызнули по всему безупречно респектабельному кабинету. А потом – закурить! Нет уж… Не будем пугать Кэролайн. Вы просто размякли в спокойные времена, лэрд. А прошлое спит, но никуда не исчезает. Пусть чашка стоит спокойно: Кэрри любит этот сервиз, сама выбирала. И курить он не будет, конечно же. Происходящее не стоит подобного беспокойства.
А будет он до самого вечера заниматься делами. Потом поедет домой и поиграет с девочкой на сон грядущий. Мягко поиграет, с учетом вчерашнего. Маред понравится, хочет она того или нет.
Глава 15. Маленькие слабости женщин и мужчин
И снова он уехал, пока Маред еще спала. А ведь это ее последнее сонное утро, завтра придется встать вместе с лэрдом. Интересно, как она сможет приезжать в контору вместе с Монтрозом, чтобы никто этого не заметил? Достаточно одного раза, чтобы пошли слухи. Может быть, лэрд будет высаживать ее заранее на остановке омнибуса? Впрочем, какая разница? Об этом сейчас думать не хотелось.
Маред потянулась, открыла глаза. В спальне было по-утреннему прохладно от открытого окна, в которое тянуло ветерком и несильно пахло цветами. Горьковато пахло, свежо. В ботанике Маред разбиралась не слишком, но именно такие цветы сажала ее няня. Пестрые желто-оранжевые гвоздички с резными листьями цвели все лето, не боясь ни суши, ни дождей, и Маред любила иногда сорвать бутон, растереть его в ладонях и нюхать. Странно, что на великолепных клумбах лэрда рядом с розами, дельфиниумом и лилиями растет такая деревенская простота. Но запах точно знакомый. А вечером пахло ночной фиалкой, мелкими невзрачными цветочкам, которые ценятся только за нежный сладкий аромат…
Маред закинула руки за голову, прищурилась. Глаза сами закрывались тяжелыми веками, и хотелось… Ах нет, ничего ей не хотелось, если быть честной. Разве что лежать под мягким, приятно согретым собственным теплом одеялом, не шевелясь, бездумно разглядывая солнечные блики на подоконнике и думая о чем угодно, кроме того что было вчера. Вот совсем не хотелось об этом думать, но в то же время постоянно тянуло. Как больной зуб, что то и дело задеваешь языком, касаешься осторожно, пробуя – а вдруг перестал болеть? Нет, не перестал. Тронешь – отзывается…
Она повернулась набок, разглядывая стену и высокие напольные часы из темного полированного дерева. Стрелки на циферблате двигались, как им и положено, совершенно незаметно. Но вот длинная минутная перешла на деление. Потом еще на одно, и еще… Девять часов, начало десятого. Лэрд Монтроз давно в конторе. И ей самой тоже следует встать, неприлично валяться в постели так долго. Встать, заняться контрактом и изо всех сил делать вид, что все идет своим чередом и вообще прекрасно. Хотя ничего хорошего на самом деле нет. Ни-че-го. И с этим, в свою очередь, тоже ничего не поделаешь. Кажется, это называется нонсенс? Нет, каламбур. Нонсенс – это то, что она, всегда считавшая себя порядочной женщиной, лежит в постели мужчины, который провел с ней ночь и уехал на службу. Лежит и думает о цветах.
Маред осторожно пошевелилась, буквально заставляя себя: разморенное сном тело не слушалось, будто налитое свинцом. Но ничего не болело, и вообще она давно не чувствовала себя так славно.
Вздохнув, она положила подбородок на складку одеяла, чтобы стало еще удобнее. Вот так и привыкаешь… Просыпаться в огромной мягкой постели, нежиться на дорогом белье в спальне, где обстановка стоит немногим меньше всего ее прежнего дома. Привыкаешь к тому, что твое белье стирают горничные, а экономка каждый раз интересуется, что ты хотела бы на обед и что лучше испечь к чаю: эклеры или трубочки? И все вокруг так уютно, красиво, изысканно и дорого – а взамен т тебя требуют не так уж и много. И даже заботятся о твоем собственном удовольствии…
Он рывком села, откинув одеяло, потерла пальцами виски и припухшие глаза. Мрачно глянула на шнурок вызова горничной. Интересно, почему у Монтроза нет камердинера? Мужчине-аристократу всеми канонами этикета положен личный слуга… Еще одна странность лэрда?
Правда, она сама тоже старается обходиться без прислуги, но это от стеснения своим двусмысленным положением.
Обняв себя руками за внезапно озябшие плечи, Маред прошлепала босыми ногами до стула, на котором вечером оставила халат. Что ж, дойти до ванной его вполне хватит. Ей срочно нужно принять душ! Залезть под горячую, до кипятка, воду, взять самую жесткую мочалку и оттереться до красноты. Но и отмыться хотелось тоже как-то вяло, совсем не так, как в прошлые разы, когда она готова была кожу содрать вместе с чужими прикосновениями.
Сейчас из нее словно вынули что-то, отняли то чувство, которое заставляло сопротивляться, чтобы отвоевать себе хоть какое-то подобие независимости. Дурман, как от сильного снотворного, вот на что это было похоже. После смерти Эмильена ее несколько дней поили таким… Только теперь спало не тело, а душа. Хотя и тело слушалось Маред совсем не так, как раньше, и почему-то все время тянуло снова прилечь, не покидать комнату. Хоть ненадолго задремать…
