Интересно, сколько любовниц лэрда она здесь повидала? Маред ни за что не спросила бы прямо, но ведь Монтроз сам говорил, что у него много фавориток. Он приводил их сюда, в уютный, закрытый от чужих глаз особняк, развлекался, а потом находил новых. Экономка и прочая прислуга подают на стол, меняют и стирают белье с ночными следами, убирают, следят, чтобы на кухне всегда была еда, а в вазах и на клумбах – цветы. Им-то что? Обычная работа в богатом доме… И бесполезно, глупо говорить кому-то здесь, что Маред вовсе не хотела участи содержанки у богатого аристократа – ей не поверят, а то еще и фыркнут вслед: многие сочли бы это за счастье.
Щеки окончательно залило краской, она чувствовала привычный жар. Но хоть плакать больше не тянуло. И вообще, она явно начала просыпаться не только телом – благодарение сытному завтраку и кофе – но и душой. То ли безличная холодная роскошь особняка давила на нее все это время, то ли просто не хватало такого вот спокойного разговора.
– Благодарю вас, тье Эвелин, – тихо проговорила Маред, медленно допивая кофе и жалея, что нельзя уйти из особняка прямо сейчас – от стыда уйти, а не от страха перед болью, как думает лэрд.
– Не за что, – мягко проговорила экономка, терпеливо ожидая, пока она поставит чашку. – Тье Уинни, вы всегда можете рассчитывать на штат особняка и на меня лично. А теперь, если вы позавтракали, мне приказано сопровождать вас в городе и позаботиться о вашем гардеробе. Экипаж медленнее мобилера, так что нам пора выезжать.
– Что?!
Маред вскинула голову.
– Но зачем? Я… сама могу!
– Не сомневаюсь. И все-таки его светлость хочет, чтобы я помогла вам с выбором платья, в котором вы будете посещать место работы. В его конторе к внешнему виду работников предъявляются особые требования.
Ах да, Монтроз действительно говорил, что в его юридическом доме принята форма. И Маред понятия не имеет, какой она должна быть. Значит, его светлость отправляет с ней экономку…
Маред закусила губу, поднимаясь со стула. Монтроз ее считает несмышленой девчонкой? Мог бы просто сказать, что ей нужно купить, а теперь придется выбирать платье на глазах его прислуги, которой совсем не нужно знать, что тье Уинни предпочитает недорогие магазины, где перешивают и подгоняют по фигуре поношенные наряды. И еще вопрос, позволят ли ей посетить именно эти магазины?
– Да, конечно, – покорно отозвалась она вслух.
Насколько особые требования у лэрда к внешнему виду служащих, Маред оценила уже пару часов спустя. Под руководством тье Эвелин кучер привез их в огромный роскошный не то магазин, не то ателье, куда Маред никогда в жизни не сунулась бы. И платье она бы там себе тоже не выбрала, а скорее – купила бы первое, что пришлось по размеру и не слишком испугало по цене.
Зато тье Эвелин распоряжалась надменными продавщицами, как собственными горничными, то есть с безупречной вежливостью и подавляющей властностью. Мгновенно присмиревшие девицы так и порхали вокруг нее, пока экономка просматривала ассортимент, поднимая брови и указывая взглядом, причем взгляды персонал понимал еще лучше слов. На Маред девицы смотрели, как на куклу, хорошо понимая, кто из покупательниц главный.
Но в этом магазине тье Эвелин выбор не устроил.
– Готовое платье, – вздохнула она, – никогда не сидит по фигуре так, как должно. Увы, сшить до завтра мы его просто не успеем. Ничего, один раз можно подогнать, если найти что-то приличное…
В следующем магазине повторилось то же самое. Маред искренне не понимала, что не так в каждом из темно-синих платьев, которые носили к ней суетливые продавщицы, но большинство откладывались в сторону даже без примерки, стоило тье Эвелин покачать головой. Шелк, тафта, кружево, тонкий бархат… Смирившись, Маред последовала за экономкой из магазина в магазин, действительно чувствуя себя манекеном. Слишком темное. А это слишком яркое, и бирюзовая вставка некстати. Нет, золотой сутаж совсем не к месту. Слишком открытый лиф. Неплохо, но бархат не подойдет…
В третьем магазине, наконец, дело сдвинулось с мертвой точки. Маред послушно ныряла в шуршащие вороха темно-синего шелка и тафты, стыдясь своего простенького белья, на которое вышколенные продавщицы только покосились, но очень выразительно. Руку вот так, выше. Нет, лиф морщит – унесите. Руки перед собой – да, хорошо…
– Хм…
Тье Эвелин задумалась, глядя на очередное платье и Маред, застывшую в нем, как полководец – на карту предстоящего сражения.
– Не совсем то…
– Оно прекрасно! – выдохнула Маред.
В зеркале отражался кто угодно, только не она. То есть голова с растрепанной прической и красным щеками принадлежала, конечно, ей, а вот ниже… Это был шелк, плотный и гладкий, глубокого темно-синего цвета с переливами. Юбка начиналась не на талии, как привыкла Маред, а ниже, на бедрах, и спускалась струящимися складками, плавными, как морские волны на картинах. Лиф облегал грудь и талию, словно вторая кожа, но был шелковым лишь наполовину, а по обычной линии декольте начиналась кружевная вставка, переходящая в воротник-стойку. Бригита милосердная, что это было за платье! Маред стала в нем выше и стройнее, фигура приобрела пленительную мягкость линий, и кожа… Ее смуглая кожа вдруг налилась золотом, а глаза просияли…
– Почти то что нужно, – задумчиво признала экономка. – Но…
– Осмелюсь подсказать, лэди, – почтительно прошелестела девушка, держащая платье, – сюда следует совсем другой корсет. У юной лэди он очень… респектабельный…
– Старомодный? – безжалостно уточнила экономка. – О да, в этом все и дело!
С Маред в мгновение ока сдернули шелестящее и струящееся чудо, забегали вокруг, засуетились, расстегивая крючки… Они пискнуть от ужаса не успела, как оказалась в другом корсете, не таком жестком, но плотном и действительно других очертаний.
– Не так туго! – взмолилась Маред, косясь на шнуровку.
Девицы, стягивавшие ее талию с усердием палача, ослабили нажим. Но даже так узорчатый атлас с кружевными вставками гораздо лучше поднимал грудь и делал талию уже… Платье вернулось на Маред, и тье Эвелин удовлетворенно кивнула.
– О да. Подшивайте.
Опустившись на колени, девицы поползли вокруг Маред с булавками во рту, она же стояла, как громом пораженная. Сколько может стоить такая роскошь? И корсет… Его тоже придется брать! Благодаря лэрду Гленну на ее счету в банке появилась неплохая сумма, и раньше Маред протянула бы на нее пару месяцев, не бедствуя, но это платье…
Вспомнилась форма, в которой она бессменно отходила последний год, и с каким непередаваемым выражением смотрел на студенческое платье Монтроз. Да Маред и самой опостылело болотно-гороховое одеяние, но одежда всегда была последним, на что она тратилась после смерти Эмильена.
Проворные пальчики девиц так и мелькали, и Маред вдруг поняла, что расстаться с этим платьем не может. Пусть потом придется хоть год сидеть на одной овсянке и работать ночами. Даже замуж она выходила в скромном светлом платье, взятом напрокат, чтобы не вводить будущего мужа в лишние расходы. Эмильен предлагал купить ей свадебный наряд, но Маред уговорила мужа, что лучше приобрести набор инструментов, о котором он давно мечтает. А когда его изобретение принесет им состояние, вот тогда…
