Высокие стены тюрьмы-крепости, стальные ворота – расточительно! Двери целиком из железа?! Это сколько можно было бы выковать мечей, лат?! Да, на самом деле в мире чужеземцев железо имеет не такую стоимость, как в мире Хелеаны! Не врут чужеземцы. Может, и насчет оружия не врут? Может, и правда – оно так разрушительно? В любом случае – проверить можно, только попав внутрь крепости.
Ворота заперты, на стене никого не видно. Нет охраны? Вряд ли… где-нибудь притаились. В будке над воротами?
– Кричи, требуй переговоров! – Хелеана обернулась к чужеземцу, тому, что с хитрым взглядом. – Требуй главного!
Слюсарь подошел к воротам, со всего размаха пнул, прислушиваясь к глухому гулу стальной пластины. Потом еще раз, еще, еще. Нога уже заболела, когда со стены раздался недовольный женский голос:
– Ну чего долбишь? Чего надо?
– Переговоры! У нас есть предложение к вашему главнюку! – осклабился Слюсарь, опасливо поглядывая на автомат в руках грудастой охранницы. Оружие она держала вполне уверенно, и полковник не сомневался – в случае чего дамочка перережет его очередью и ни на секунду не задумается, надо ли это делать.
– У кого это – у нас? – Охранница скорчила презрительную физиономию и ловко сплюнула за парапет, целясь в макушку Слюсаря. Плевок рассыпался в воздухе, но несколько капель прилипло к щеке полковника, что не доставило ему радости.
– Мы с зэками переговоров не ведем! Пошел нахрен отсюда, пока башку не разнесла! – Охранница передернула затвор и демонстративно шевельнула стволом. – Пошел отсюда!
– Это любимая жена здешнего императора, его советница. – Слюсарь про себя молился о том, чтобы Бог дал разума тупоголовой девке и она не начала стрелять. – У императора есть к вам выгодное предложение, и он хочет, чтобы ваш главный его выслушал! Открой ворота и давай сюда главного!
– Любимая жена? – хохотнула охранница, но ствол опустила. – Прямо кино какое-то! Комедия!
– Ага! – с ожесточением вполголоса констатировал Слюсарь. – Щас обхохочусь, как смешно! Правда, Коля?
Зимин не ответил. Он автоматически прикидывал – как можно было бы взять штурмом крепость. По первым прикидкам – это сделать можно, и довольно-таки несложно. Если учесть, что защитников крепости не так уж и много, а протяженность стены сотни метров. И в том случае, если штурмующие не будут бояться умереть, потому что потери у них превысят обычное соотношение атакующих к обороняющимся. Тут три к одному никак не обойдешься. Скорее – десять к одному, если не больше.
Тут же быстро сделал расчеты по защите периметра: вот здесь поставить пулеметы, тут – снайперов, выбивать командиров. Только есть ли у них снайперы? Это же просто женщины, которых едва научили держать в руках автоматы! Регулярные стрельбы? Ну палят они в сторону мишени, так и что? Палить – одно, а попадать – другое.
Захватить оружие, перестрелять охранниц – это было бы не очень сложно. Только не по душе. Совсем не по душе. Одно дело – убивать злодеев, и другое дело – своих… землян. Хотя… женщины ничего ему не сделали, а вот надзирателей… этих – рука бы не дрогнула. Нет, не дрогнула! Особенно одного прапорщика. Любитель поглумиться…
У Зимина заныли ребра, будто вспомнив дубинку-«демократизатор», он нахмурился, и Слюсарь понял это по-своему:
– Ага! Ничего смешного! Дура дурой, сидит за стеной и не представляет, что тут делается!
– А что тут делается? – хмуро спросил Зимин, внимательно следя за стеной, за будкой над воротами – не раздастся ли автоматная очередь. От женщин всего можно ожидать. Если им сказали, что всех непрошеных гостей надо встречать автоматной очередью, – она выполнит это, не раздумывая. Женщины всегда отличались исполнительностью до идиотизма. Сказано сделать – значит, делай! И не задумывайся – зачем! Впрочем, возможно, в нем сейчас говорит мужской шовинизм, Зимин подсознательно не допускает, что женщина может принять верное решение в критической ситуации. Война не женское дело.
Ждать пришлось недолго. Прошло менее пяти минут, когда на стене появился мужчина в камуфляже с майорскими погонами – крепкий, можно сказать, могучий, с цепким взглядом темных глаз под нависшими дугами надбровий.
– Я майор Конкин, комендант крепости. Кто передо мной?
– Что он говорит? – спросила Хелеана, разглядывая чужака. Ее глаза щурились на солнце, сегодня на ней была самая прозрачная из всех ее вуалей, практически не мешающая смотреть.
Слюсарь перевел, и Хелеана ответила:
– Я супруга Властителя, его советник, мое имя Хелеана. Властитель предлагает провести переговоры, у него есть к вам выгодное предложение. Я уполномочена его озвучить.
Слюсарь снова перевел.
– Хелеана? – переспросил Конкин, будто вспоминая это имя, помолчал, махнул рукой. – Входите.
Через минуту калитка в тяжелых воротах открылась, Хелеана махнула рукой, и делегация, слегка уже поджарившаяся на солнцепеке, медленно потопала к ожидающей в дверях молодой женщине, смотревшей на гостей серьезно, нахмурив брови. Ее «калашников» был снят с предохранителя (Зимин заметил), а палец лежал на спусковом крючке. Одно неловкое движение – и все полягут, распоротые смертоносной очередью. Не дай бог…
– Ты палец-то сними со спуска! – не выдержал Слюсарь, проходя мимо девушки. – Споткнешься, нажмешь, и что нам тогда?
– Кишки собирать! – мрачно бросила девица, с невольным интересом рассматривая предводительницу делегации. Взгляд охранницы ощупал Хелеану снизу доверху, и похоже, что девушка осталась чем-то недовольна. Чем? Может, легкомысленным нарядом? На самом деле супруга Властителя выглядела так, будто собралась не на важные переговоры, а на вечеринку с сексуальным уклоном. Почти прозрачные шальвары, под которыми никакого нижнего белья, стандартный топик, облегающий грудь, и много, очень много браслетов, цепочек, драгоценных камней – даже в пупке огромный красный камень, то ли рубин, то ли алмаз. По виду – ну вылитая куртизанка, если только не брать в расчет, что драгоценностей, имеющихся на теле красавицы, хватит любой куртизанке, чтобы безбедно прожить три, а то и пять жизней. Одни только бриллианты, сверкающие в височных подвесках, стоят немыслимых денег. По крайней мере – на Земле.
Когда Зимин пересекал линию ворот, по его коже невольно побежали мурашки. С этим зданием, с этой тюрьмой у него связаны очень плохие воспоминания. Его воля – он бы превратил тюрьму в пыль, чтобы и следа не осталось на этом месте! И солью еще посыпать – чтобы не росло ничего! Как в старину якобы делали. Брехня, конечно, – соль тогда была очень дорога, но… красиво придумано!
Двор был чист, и только темные пятна на булыжной мостовой говорили о том, что здесь несколько дней назад работал крылатый «огнемет». В остальном практически ничего не изменилось – двор, угрюмые здания, которые покраска в белый цвет не сделала празднично выглядящими. Запах хлорки, запах нечистот – это и понятно, канализация ведь не работает, а куда деваться, если хочется? В парашу и за стену. А на такой жаре, ясное дело, запах на всю округу.
