Зимин наклонился, взял горстью мокрый песок и под хохот солдат стер с себя мерзкую слизь. Выпрямился, стал одеваться, не сказав ни слова.
Другой плевок угодил ему в щеку, под еще более радостный хохот толпы собравшихся вокруг солдат. Пришлось оттирать его пучком травы, сорванной в воде у самого берега. Вытер, надел рубаху, подошел к ухмыляющемуся солдату. Секунд пять смотрел в лицо невозмутимому противнику и затем без замаха, коротко, сильно ударил его в переносицу, рассчитывая убить одним ударом.
Не получилось. Дюженник неожиданно мягким, умелым и точным движением отвел руку майора в сторону и нанес свой удар, рассчитывая свалить великана, пробив ему в солнечное сплетение.
Тоже не удалось. Зимин блокировал удар ладонью левой руки, взял руку соперника на болевой прием, рассчитывая сломать в локте, но… казалось бы, верный прием тоже не прошел – солдат сделал невероятное сальто, выворачиваясь из стального захвата, и приземлился на ноги позади Зимина, встав в незнакомую боевую стойку.
– Хорошо! – удовлетворенно кивнул он. – Продолжаем разговор!
И тут же взметнулся в воздух, демонстрируя чудеса растяжки и скорости движения.
Этот человек, на голову ниже Зимина, в плечах был едва не шире землянина, а по скорости мог сравниться с лучшими бойцами, которых в своей жизни видел майор Зимин. В его боевом стиле был только один недостаток, о котором знал Зимин и который мог помешать аборигену победить в этой схватке. Он был слишком самонадеян.
А еще боялся. Нет, не Зимина – он считал чужеземца жалким, неумелым существом, которое только и может, что сражаться против своих соплеменников, таких же убогих и рыхлых, как и он сам. Нет, дюженник боялся Властителя. Если он убьет чужеземца, гнев Властителя обрушится на него, на Амброза, и тогда все будет очень плохо. Ведь как думалось – быстро, без проблем, срубает белокожего придурка, мочится на него, закрепляя успех, и шагает дальше, по своим делам, восхваляемый толпой почитателей таланта бойца. Все-таки не зря Амброз был чемпионом полка по единоборствам – уже который год. Он никак не рассчитывал, что встретит в лице чужеземца достойный отпор.
Зимин встретил этот водопад ударов, ловких переворотов и финтов совершенно спокойно: ни один нормальный, профессиональный боец не будет прибегать к эдакой глупости – задирать ноги выше пояса. Все удары ногами идут не выше солнечного сплетения. Те, кто скачет, как в голливудских фильмах о карате или японско-китайских о ниндзя, ляжет в сырую землю, и в самом ближайшем будущем. Бой – это не кино, и в бою нет ничего красивого. Только эффективное, смертоносное и совсем не зрелищное.
Так и здесь – Зимин легко вписался в вихрь ударов, часть блокировав, часть приняв на могучие, тренированные мышцы, и сумел-таки пробить в солнечное сплетение противника, выключив парня так, будто нажал на кнопку выключения. Что бы кто ни думал, но если с достаточной силой, точно, умело попасть в солнечное сплетение – человек может не только потерять сознание, но и умереть. Если, конечно, у него нет специальной подготовки.
Амброза спасло то, что его брюшной пресс был от природы очень крепок и, кроме того, он не гнушался тренировками, укрепляя мышцы пресса каждый день – если было время и силы.
Жалованье дюженника вполне недурное, но если ты не дворянин и у тебя нет богатых родственников – выше дюженника ты не поднимешься, сотником, а уж тем более тысячником не станешь и на хороший дом, на торговую лавку к окончанию контракта никак не заработаешь. Для этого нужны средства побольше, чем один золотой в неделю. Так что – хочешь хорошо жить, делай то, что лучше всего оплачивается. А что умел Амброз? Драться. Разбивать головы, вышибать зубы. И он дрался – легально, на арене, за хорошее вознаграждение.
Армейское командование не было против участия солдат в подобных играх – во-первых, это поддерживает боевой дух солдат. Во-вторых, каждый, кто видит победителя, неминуемо хочет быть на него похожим.
Первая реакция, когда враг повержен, – добить. Убить или искалечить так, чтобы он уже не поднялся. Потому Зимин уже держал руку Амброза за запястье, и нога его была занесена над шеей дюженника, чтобы переломить ее резким ударом пятки. Лет пять назад Амброз был бы уже мертв. Сейчас каблук только лишь коснулся потной кожи, обозначив смертельный удар. И… все.
Зимин опоясался мечом, поискал кинжал – вспомнил, что отдал его Слюсарю. Повязал перевязь с метательными ножами, не обращая внимания на гробовое молчание толпы, наблюдавшей за его манипуляциями, пошел в лагерь, выбросив из головы этот инцидент.
Чего-то подобного он и ожидал – не так быстро, но ожидал. Никто не любит выскочек, тем более если они вдруг поднялись из самых низших слоев общества. Из презренных рабов. Мерзкие, рыхлые бледнолицые чужеземцы. Ксенофобию никто не отменял, и во многих языках Земли понятия «враг» и «чужой» обозначались одним словом. Так почему этот мир должен быть исключением?
Шатер, в который поместили швей, был похож на обычный солдатский шатер на двадцать человек, но располагались здесь сорок мастеров и мастериц, которым дали задание пошить двадцать парашютов. Они не понимали, что шьют, зачем шьют, но им довели до сведения, что если напортачат, если швы будут некрепкими, разойдутся – все мастера умрут.
Если парашютные ранцы не подойдут по заданным параметрам, те, кто их сшил, – умрут.
Если до сегодняшнего полудня они не успеют сшить то, что нужно, – умрут.
В общем, за любые прегрешения – смерть, да не просто смерть, а гадкая – на кол или еще что-нибудь столько же гадкое – как та казнь одного из чужеземцев. Благо, что фантазия мастеров заплечных дел совершенно неистощима.
Человек – существо злобное, вредное, и страдания других всегда вызывали у людей неподдельный интерес. Не его же казнят, почему бы и не посмотреть? Швеи и портные не упускали случая поглядеть на казнь тех, кого объявили государственными преступниками, но совершенно не желали участвовать в «представлении» в роли жертвы, а потому двадцать полотнищ были уже готовы, лежали на брезентовом полу ровными рядами возле предназначенных им ранцев.
– Господин! Мы сделали! – Пожилой портной с покрасневшими от усталости и снадобий глазами угодливо поклонился, и следом за ним поклонились все остальные мастеровые. Глаза у них были так же красны – принимая снадобье, не дающее спать, ты не особо заботишься о последствиях для организма. Главное – не усесться задницей на кол, а глаза отдохнут и выздоровеют. У живого. Потом.
Зимин кивнул, подошел к первому попавшемуся парашюту, пощупал, подергал ткань. Крепкий шелк. Из него можно было бы пошить дорогие платья, нательное или постельное белье. Он не хотел думать, сколько стоили для казны несколько штук шелка. Какая разница? Когда государство занимается государственными делами, цена вопроса интересует его меньше всего. Что для Империи какие-то несколько штук шелка? Натурального шелка…
Проверил швы, стропы, ремни подвесной системы, вытяжной парашют – на вид все было в порядке. Теперь – только испытать.
