Девушка провела запястьем по щеке, стирая соленый дождь, рванула рубашку на его груди и засветившейся рукой тронула кожу.
– Ника, ударь в колокол, иначе использование Силы посчитают нарушением правил! – делано обеспокоенный голос Константина заставил ее поморщиться.
Все не так на этом турнире. Столько усилий и слез, столько боли и бессонных ночей. Чтобы осознать, что вокруг одни уроды, которым приходится улыбаться.
– Ты зачем не подождал?! – ударила она кулачком пациента, охнула и влила новых Сил в ладонь.
– Ника! – по-хозяйски настаивал голос с берега.
– Медведь тебе Ника!
– Это очень опрометчивые слова! Но я понимаю тебя, дорогая. Это стресс…
– Этот дурак замолчит сегодня? – слабо простонали сбоку.
– Ой! – Девушка повела взглядом в ту сторону и смущенно порозовела. – Вы без одежды, юноша.
Вернее, она успела заметить какие-то слипшиеся браслеты на руках и ногах, но это не то что одеждой, даже украшением не назвать.
– Да? – хрипло, с недоумением произнес парень. – То-то думаю, что так бодрит…
Он встал, покачиваясь, на ноги, и так же, обнаженным, выпрямился во весь рост. Благо край моста укрывал от взглядов.
– Слышишь, ты, тебе что надо? – крикнул парень на очередное завывание Константина.
– Я разговариваю со своей девушкой! – к великому возмущению Ники, послышалось с той стороны.
– Потише там. Вон она рядом с тобой стоит, что орать-то. У меня тут друга лечат. – Он повернулся к Нике и невозмутимо уточнил: – Ведь лечат?
– Д-да, – порозовела она, забыла про возмущение и вернулась к диагностике пациента.
Да так, что губу закусила от отчаяния – пациент был плох… Если бы оказалась реанимация рядом – тоской застучало в висках… Но нет, может, она ошибается? Новый луч света устремился в грудь пациента.
– Ника – моя девушка! – не унимался Голицын.
– Это девушка моего друга. Вон выбирай себе из четверых рядом и не отвлекай.
– Я – не его девушка, – кошкой зашипела Ника на парня.
– А зачем ты его лечишь? – Слегка несфокусированный взгляд повернулся к ней.
– Прибить хочу, – честно ответила она.
– Это повод, – уважительно кивнул парень. – Я, знаешь, тоже иногда. Но сдерживался. Я ж этот… культурный, в очках. Скрипка еще у меня… Была, – недоуменно поглядел он вокруг, а затем посмотрел на руки и странные нитки на них, серые и белые, тонкие, будто волосы – только таких не бывает.
– Ю-у-уху-у! Наконец-то! – пронеслось средь слабеющего дождя, а голый парень затанцевал на месте.
– Да вы посмотрите на него! – негодовали с берега. – Как себя ведет! Голый! Отвратительно!
– А знаешь, почему я голый, морда? Это чтобы, когда я тебя поймаю, время не тратить.
– Да как ты смеешь со мной так говорить! Я – Голицын Константин! Сын второго дяди главы клана! Восьмой на княжение!
– А я – Шуйский Артем. Первый и единственный. А знаешь, кто мой друг?!
На берегу как-то сдулись и даже пожелали хорошего здоровья им обоим.
– А я и сам не знаю, – шепнул Артем еле слышно. – Как он? – обратился к Нике парень, с мрачным видом присев рядом с самым юным мальчишкой и двумя пальцами проверяя пульс на шее. – Жив, – облегченно выдохнул и только после этого принялся искать одежду.
– Плохо, – простонала Ника, пытаясь унять панику.
Такого в ее целительской практике не было и быть не могло. Повреждено все, что только можно! Из ног разве что кости не торчат! Сердце бьется столь медленно, что охватывает ужас, будто пульс почудился просто от огромного желания его ощутить.
– Ты уж постарайся, – смутился парень, не зная, как подобрать слова. – Иначе как ты его убивать-то будешь…
Силы вытекли из Ники вместе со слезами, мир сузился до лица перед глазами и собственных чувств. Целитель должен любить, чтобы целить. Не важно, что – семью или светлый образ, перенося его на пациента. Но любви не хватало, и сложная машина чужого организма не хотела заводиться.
Один раз в разум прорвалось холодное «мертв», произнесенное Артемом. Страх от того, что придется сказать это самой, придал новых сил. Но страхом Целители не лечат.
Сердце, печень, поджелудочная, легкие, позвоночник. Следы ударов, деформаций, разрывов мышц и трещин. «Не лечится, не могу, – накатывало отчаяние после каждой попытки. – Было бы что-то одно…»
Постепенно рядом стали ощущаться новые люди, окатывая эмоциями разочарования из-за своего поражения и любопытством к разыгравшейся драме. Застрекотали вдали вертолеты. А жизнь уходила из глупого мальчишки, которому она даже не успела сказать спасибо за место среди выступающих первого дня. Тогда – было нельзя, неприлично у всех на виду. А сейчас – уже поздно.
– Тут Андрей Долгорукий! – тревожно прозвучал рядом голос. – Кажется, дышит! Девушка, Целитель, вы слышите меня?!
– Я ему ничего не должна, – сквозь зубы процедила Ника, вливая саму себя в лечение. – А ему – должна. Мороженое, – совсем тихо произнесла, чтобы никто не услышал.
Но кое-кто был слишком близко, чтобы упустить это слово.
– Мороженое, – распахнулись веки.
– Да-да, самое вкусное мороженое! – всхлипнув, кивнула девушка.
– Хорошо, – выдохнул парень.
А затем неожиданно сильной рукой слегка притянул за голову и поцеловал.
– Тут больше чем одно… Целый ящик… – прикрыл он глаза. – Я верну…
– Подлец! – запоздало сообразив, что произошло, вырубила его оплеухой Ника и тут же ойкнула и вновь принялась лечить.
И отчего-то это удавалось все лучше и лучше…
Сколько он себя помнил, тут всегда был резкий ветер, разгоняющийся от побережья по прямым портовым улицам. Особенности застройки, мало приспособленной для комфортной жизни. Зато вполне удобной, чтобы установить в глубине коридора длинной и узкой улицы крупнокалиберное оружие. Последний набег отгремел около тридцати лет назад – тогда пираты успели сжечь треть города, пока не подошла дружина местного владетеля. Но если бы не отчаянное сопротивление портовой стражи, вставшей насмерть, гореть бы ему целиком.
Из тех, кто жил тут во времена набега, вряд ли кто-то остался. Даже местные здания было проще снести, чем пытаться ремонтировать решето бетонных коробок. Так и решили, возведя все то же самое, серо-угрюмое, хлопающее дверями и окнами от прибрежного ветра. Общежития, съемные комнаты и дешевые квартиры. То, что надо для погорельцев и разоренных бедой.
Со временем кто-то находил возможность вернуться обратно, в чистые кварталы. Кто-то ломался и становился частью этого места. У кого-то не спрашивали, чего он хочет.
Руслан Артемьевич провел рукой по золотой доске, закрепленной на стене ветхого, давно нежилого дома.
