– Ю-ху! – вторили счастливые детские голоса.
– Срочно покупаем контрольный пакет акций «Ну, погоди!».
– Я не обманывал вашего внука, – поспешил объясниться Сергей Михайлович. – Это медиахолдинг федерального уровня. Еще он получит молочный комбинат полного цикла, с фермами и собственными магазинами, и…
– Я ему доверяю, – кивнул как чему-то само собой разумеющемуся Юсупов.
– Тогда в чем…
– Есть небезынтересная мысль, которой хотелось бы поделиться. Как вы считаете, если на один сильный клан, ослабевший ввиду определенных факторов, нападут… А нападут, как бы вы ни юлили, уж поверьте…
Долгорукий дернулся и неприязненно посмотрел на соседа.
– …и после объявления открытой войны вы покажете союзный договор со скромной сибирской семьей, подписанный еще до войны…
Неприязненность сменилась задумчивостью.
– Как быстро утихнет эта камарилья, когда в их города придут гроза и тайфун? И как быстро мы перебьем их по одному, чтобы переплавить шакалье золото в благородные слитки с нашими гербами?
– Шуйские в союзе?
– Обойдемся без них, – уверенно произнес старик. – Серьезные силы против нас не выступят, мы отговорим наших друзей от гибельного альянса. А остальных… Не жалко.
– Каковы ваши условия? – не торопился спускаться по лестнице Долгорукий.
– Девяносто процентов – наше.
– Восемьдесят. И покрытие ущерба первых дней войны.
– Семьдесят пять процентов без покрытия, – категорически ответил Юсупов. – Признаете Лиду Борецкую.
– Борецкую? Не Юсупову? – удивился Долгорукий.
– У меня внук растет. Ему понадобится свой дом.
– Я согласен, – осторожно пожал он протянутую руку, скрепляя сделку.
Сильную, горячую руку человека, способного изменять историю своим словом.
– Можно просьбу? – деликатно поинтересовался Сергей Михайлович.
– Да? – приподнял бровь старик Юсупов.
– Вы не могли бы попросить вашего внука отозвать требование по постройке метро в Сулаж-Горе?
– О… – округлил глаза собеседник.
– У меня из-за этого сын спивается, – отвел глаза Долгорукий. – У нас под городом одна вода, вторую проходческую машину потеряли…
– Сделаем. Пьянство – горе в семье…
К счастью, необычную просьбу Самойлова Федора отзывать не пришлось. Впрочем, кому к счастью, кому к горести, но Долгорукого это не сильно волновало – нельзя требовать невыполнимого…
Из дома Сергей Михайлович выходил в полном душевном равновесии и спокойствии.
– Деда, меня пригласили управляющим на телеканал! – поделился радостью Игорь.
– Этого тоже забирайте, – отмахнулся он, посмотрев на Максима. – Следующие пять лет видеть его не желаю.
В машину старый князь садился в одиночестве, не обратив внимания на застывшего на пороге внука, крепко сжавшего кулаки.
– Это будет самый лучший телеканал в мире! – шептал Игорь сквозь злые слезы.
– Разумеется, – хлопнул его по плечу Максим и завел в дом. – Пойдем, обсудим репертуар. Что по поводу шоу «Самый умный»?
– На него права у другого канала, – отмер Игорь и дал себя увести.
– Тогда делаем «Самый умный, что ли?».
– Это как? – заинтересовался Игорь.
– То же самое, но ставим боксерское ограждение по периметру и вводим дополнительную пятиминутку между турами, – охотно пояснили ему. – Пойдем, упадем к дельфинам.
– А мне можно? У меня сменной одежды нет…
– Эта высохнет, да и куда ты торопишься? У нас полным-полно свободных комнат.
Золото и огромные потолки. Зеркала и ростовые портреты. Хрусталь люстр, фонтанами зависающих над головами. Эхо шагов, постыдных в благородной тишине.
Камердинер Третьей двери Серебряного зала неодобрительно выдвинул вперед нижнюю челюсть и посмотрел на трех шагающих мальчишек и одну девочку в сопровождении свитского. Краем глаза, разумеется, не смея нарушать облик идеального слуги и вертеть головой. Тут же отметил, что гостей четверо, а не пятеро, возмущенно цокнул языком. Да еще с опозданием на одну минуту! Возмутительное попрание протокола! А одежда? Что за фасон, что за градус на носке ботинка?! Он же совершенно не подходит к вырезу жакета! А полосы на рубашке, как у императора, когда он в прошлый раз обращался к народу по телевидению?! Их нет! Апофеоз безвкусия – красная бабочка на всех, даже на девушке, одетой в брючный костюм. Хотя в общем-то костюм неплох, из последней коллекции мэтра Вгжинского, но все остальное… Минимум прошлый сезон, – вынес он жесткий вердикт. Впрочем, что с этих деревенщин взять, – опять же молча хмыкнул слуга. То ли дело они, потомственные открыватели дверей перед его величеством!
– Молодые люди, – остановился свитский и поклоном передал бразды правления камердинеру.
Ох он им сейчас…
– Молодые люди, вам выпала честь присутствовать на ужине его величества с семьей, – важно повел рукой камердинер. – Прошу соблюдать ряд правил! Первыми с императором не заговаривать! За столом не чавкать! Не плеваться, не…
С удовольствием растекся по многим «не» слуга. Обед, разумеется, задерживался, но ведь они и так опоздали.
– Эх, а у Максима сейчас вареники… – грустно вздохнул самый младший.
– А он чего не пошел? – шепнул ему парень с гербом князей Черниговских на костюме.
– Говорит, ужин с Императором у нас каждый вечер, – пожал плечами младший. – А к Белевским приглашение только на это утро. Еще там лошадка есть.
– Он приболел, – ответил улыбкой юноша из Шуйских на возмущенный взгляд камердинера.
– Молодые люди! – добавил слуга строгости в голос.
– А давайте я на этого длинного нажалуюсь? – оценивающе посмотрел на него самый юный гость. – Мне все равно императора просить не о чем.
– Гости к его величеству! – поспешно отворив дверь, зычно провозгласил камердинер.
– Дозволяю, – донесся спокойный голос среди тихого звона столового серебра о фарфор.
«Как же так? – расстроился камердинер. – Сели ужинать без моей команды».
– Ну, пойдем? – с легкой взволнованностью произнесла девушка.
– Иди, – криво улыбнувшись, Шуйский легонько подтолкнул друга, – капитан.
– Павел Викторович Черниговский-Зубов к его величеству! Княжич Шуйский Артем Евгеньевич к его величеству! Самойлов Федор Михайлович к его величеству!
Младший замешкался, склонил голову и что-то пробормотал, после чего вступил за остальными в обеденную.
– Светлана Джонс к его величеству!
Сопроводив величественным голосом детей к императору, камердинер с чувством исполненного долга закрыл дверь. Вернее, прикрыл, позволив звукам сиятельного ужина доноситься до ушей верного слуги. Тут он вряд ли услышит что-то полезное, да и не стал бы подслушивать разговоры действительно важных гостей. Но его величество вполне мог обронить нечто интересное даже на самом скучном и рядовом ужине. Впрочем, камердинеру сгодилась бы какая-нибудь красивая фраза из его уст, дабы со значением повторять в своем кругу, добавляя: «Как сказал сам император…» Ладно, некрасивая и нескладная – тоже пойдет. Да даже не от императора, а от его младшей дочери Елизаветы, что тоже присутствовала на ужине вместе с братьями и матерью! Но пока – не везло, говорили только слуги и гости, а его величество и августейшая семья, как и предполагал камердинер, не спешили показывать свое расположение каким-то там…
