Для меня все это было настолько необычно, что я перенял отношение семьи к старику и с осторожностью принял его в друзья. Сразу стало легче учиться – другу можно признаться в своем незнании или попросить еще раз все повторить. С учителем так вроде бы нельзя… Наверное… Никогда не учился.
В интернате, где я жил до этого, мое имя упоминалось только в медкарте донора, спрятанной там же, где и изъятое из архива личное дело. Меня как бы не было, а значит, и учить было незачем. Все мое существование сводилось к тому, что я должен был подарить еще несколько лет жизни очень богатому человеку. Но я учился им назло, только не химии и литературе, а сложным процентам, с помощью которых управлял должниками, прикладной химией для производства товара, экономикой подпольной продажи – в интернате много свободных рук, а у меня были много свободного времени и воля. Наверное, поэтому я выжил, а мои враги – нет. Только моих знаний недостаточно, чтобы пойти в школу, как и положено нормальному человеку в нормальной семье. Чтобы это исправить, как раз и требовался учитель.
За пару месяцев сложно усвоить достаточно для того, чтобы не смотреться странно в новом классе, но я очень старался и занимался с перерывами только на сон и еду. Получалось, что со стариком я виделся и разговаривал гораздо чаще, чем с семьей, и вскоре дружба переросла в доверие – достаточное, чтобы предупредить, что ничем хорошим этот восьмой класс для меня не кончится. Не поверил.
– Так, – тяжело вздохнул учитель, откидывая обрывок майки на пол и падая в кресло. – Ты побил… Сколько там их было?
– Трое. – Я повернулся к шкафу за одеждой.
– Побил троих одноклассников. А затем ушел создавать себе алиби, я верно понимаю? Ты их, случайно, дубиной по голове не треснул, чтобы им память отбило?
– А что, так можно? – заинтересовался я, повернувшись.
– Максим! – рыкнул наставник тем самым голосом, после которого всегда хотелось сесть прямо и усиленно решать задачи. – Зачем тебе алиби, если они прекрасно помнят твое лицо?!
– Да мне не для них, – отмахнулся я.
– Очень интересно, – сардонически хмыкнул старик. – А для кого же?
– Я имею право хранить молчание!
– Предлагаю сделку – ты говоришь мне чистую правду.
– И? – Я настороженно ожидал продолжения.
– На этом сделка заканчивается.
– Так себе предложение. – Подыскав в гардеробе целую майку, шустро натянул ее на себя, накинул рубашку.
– Зато я всем скажу, что ты был все это время в саду, в этой деревянной коробке на дереве.
– Это штаб!
– Хорошо-хорошо! – поднял он руки вверх.
– Да говорите, что хотите, – буркнул я, застегивая пуговицы на рубашке. – Я вам сразу сказал, не мое это – школа.
– Школа необходима, – ввернул старик поучительный тоном. – Как и высшее учебное заведение. Они дают навыки общения и социализации, плюс знания.
– А морды бить – это общение или социализация?
– Скорее, второе, – осторожно произнес он.
– Так директору и скажу, – качнул я головой.
– Но школа как раз учит искать способы решения конфликтов без драки. Доказывать свое мнение в дискуссии, а не на кулаках!
– Да понял я, – вздохнул, надевая домашние брюки.
– Так для чего тебе нужно было алиби?
– Да этот, Пашка, хвастал, какой у него отец крутой. И корабли у него большие. – Я поправил штанину и застегнул ремень. – Богатые они. И охрана его встречает-провожает каждый день.
– Просто так хвастал? – уточнил старик. – Ты ничего ему не говорил?
– Угу. Я же пешком пришел и пешком собрался уходить. Он ведь не знал, что мы в трех минутах от школы живем, думал, на остановку иду. Вот и начал друзьям рассказывать, что вот такие будут ему служить и трюмы, когда вырастут, драить на его корабле. Мы поспорили. Я сломал ему нос. Потом я сломал носы его друзьям. Потом я сходил в порт и затопил его корабль.
– Нет, в целом ты прав… Что?! К-какой корабль?!
– Там на борту герб, как у Пашки на лацкане формы. Большой такой корабль, – очертил я руками силуэт. – С кучей контейнеров.
– Так, – закрыл учитель глаза.
– Да никто не видел, – пожал я плечами.
– Как. Можно. Не. Заметить. Тонущую. Баржу?! – отчеканил он фразу.
– Так там нефтяной танкер горел, ничего же не видно.
– Максим!!!
– … А танкер врезался в баржу. Там людей уже не было – рулить некому, все на берег ушли.
– Еще что-нибудь ценное пострадало? – Старик начал массировать себе виски.
– Бабочка моя, – вздохнув, я погладил чуть потемневший алый лепесток ткани. – Но вроде еще можно отстирать. Пара нитей, правда, совсем закоптилась. Или мне кажется?
– Максим!!! Ладно. Стоп. – Он с силой провел ладонями по лицу. – Я тебя разве не учил, что нельзя топить и сжигать корабли?
– Нет, – честно попытался припомнить все уроки. – Зато мы разбирали основы пожарной безопасности. Представляете, они их совершенно не соблюдают!
Из-под ладоней донесся тихий стон.
– Если тебя узнают… Ты хоть понимаешь, что будет? С тобой, с твоей семьей? Если бы сегодня не было над воротами княжьей защиты, нас всех уже могли сжечь!
– То есть им можно сжечь нас, а мне нельзя топить их корабли? – напрягся я.
– Мы живем в мире, где нельзя доводить дело до драки, до пожаров и смерти, до утонувших кораблей!
– Где простолюдины служат, а аристократы правят?
– Не так! Это детские слова, слова мальчишки, который совсем ничего не понимает! И ваша драка – детская ссора, которая должна таковой и остаться!
– Но в наш дом приехали до того, как я добрался до порта, – холодно заметил в ответ. – Значит, не все детские дела остаются детскими.
– Поэтому старайся разрешать все конфликты на словах, – обескураженно отвернулся учитель. – У тебя странная школа. Там не должно быть таких детей. И таких родителей. Они обычно сходят с ума, если жизнь ребенка под угрозой. Но могут простить обидчика, если поединок велся честно. Только прощение иногда приходит после глупого и жестокого поступка.
– То-то я Пашку уже полчаса как простил.
Старик жег меня хмурым взглядом.
– Забудь этот момент своей жизни. Даже не вспоминай, что это случилось из-за тебя! Заруби себе на носу – оно само, ты тут ни при чем!
– Это мое жизненное кредо, – важно отозвался я, но предпочел притихнуть, учуяв очередную волну гнева.
– Скорее всего, твой Пашка больше к тебе не полезет, – успокоился учитель.
– Из-за боли?
– Из-за герба над нашими воротами, – отрицательно качнул наставник головой. – Отец ему запретит. А сегодня еще директор предупредит других родителей. В произошедшем был и его просчет.
