Через какое-то время мир за широкими окнами начал восприниматься картиной с телевизионного экрана – яркой, сочной, оттого нереальной. Показывали жизнь княжеского города Сулаж-Гора – чистого и красивого, как обычно и бывает в телепередачах.
Окна изящных, будто игрушечных, трехэтажек центральной улицы сверкали чистотой. Тротуары заполняли счастливые жители, расцвечивающие желтый песчаник и белый гранит зданий яркими выходными одеждами. Сияли радугой фонтаны в тенистых скверах. Рекламные щиты призывали любить город и семью, позабыв про коммерцию. Машин почти не было, на светофорах нередко приходилось пропускать перед собой пустоту, скучая в полупустом троллейбусе.
У всего этого наверняка имелись причины – вроде техники для уборки улиц, брошенной на выездах из дворов, и приветливо улыбающихся регулировщиков на каждом перекрестке. Но искать подвох, отмечать напряженные фигуры людей из внутренней стражи, прогуливающихся вместе со счастливой толпой, удивляться отсутствию стариков, маленьких детей, собак, уличных торговцев, поражаться исключительной красоте девушек и парней в троллейбусе было совсем лень. Кто-то вскрикнул, указав на край броневика в конце небольшой улочки – и тут же получил с десяток укоряющих взглядов. Какая разница? Все вокруг – для них.
Хотелось ехать бесконечно, оставив за спиной нервное напряжение и переживания. Доверие к водителю безгранично. Вернее, его, водителя – нет. Вдруг он слишком груб или некрасив для идеального мира? Автобус едет сам и существует только для того, чтобы доставить учеников Преображенского лицея на их персональный праздник, полный уважения и счастья. Не всех учеников, разумеется, – только самых лучших, избранных и гениальных. А также имеющих вместе со всеми превосходными качествами сорок миллионов рублей вступительного взноса.
Если честно, расстаться с такой суммой безболезненно мог не всякий родитель. И не у всякого, кто мог позволить себе такие траты, чадо действительно отличалось исключительными талантами. Но, надо сказать в защиту учеников, те пользовались не своим мнением, а признанного и авторитетного эксперта – мамы.
Хотя большинство конкурсантов отдавало себе отчет, что победа пролетит далеко стороной. Родители же мягко намекали, что в этом соревновании куда важнее участие, общение, полезные связи и знакомства, рукопожатия и шутки, над которыми посмеются влиятельные наследники. Максимум мечтаний – достойные результаты, способные привлечь внимание сильных мира сего. Отцы платили сорок миллионов именно за это, инвестируя в будущее своих детей и рода. Не за победу.
В самом деле, что можно подготовить за неделю? Да еще на нестандартный состав – пятерых участников? Разученные вальсы и полька под фонограмму вряд ли удивят взыскательное жюри, а нечетное число танцующих и вовсе вводило в уныние. С той или иной степенью сомнения команды приходили к выводу, что ничего толкового придумать и откатать невозможно, а значит, главное в соревнованиях – впереди.
Правда, кое-кто все равно решил подготовить нечто «эдакое», «выпендриться», как язвительно шипели за спиной Ники Еремеевой, предрекая ей вслух неминуемый провал и отчаянно завидуя про себя. Тем более что команду девушка собрала внутри рода, выложив аж двести миллионов из кармана семьи. Так что даже болеть за нее, поддерживая командный дух лицея, было не обязательно. Вон даже автобусом общим пренебрегла, у самой три машины забиты тряпками. И ради чего? Фикция, а не конкурс! Никто не подготовится за такой срок, а значит, все пройдут!
А именно их команда – пройдет непременно! Впрочем, в таком исходе хоть чуть-чуть, но сомневался каждый из пассажиров автобуса.
Уверен был только один. Но он был за рулем.
Машина мягко свернула под указатель выезда из города, родив в сердцах чувство предвкушения. Автобус степенно замер перед КПП на выезде – пустынным с их стороны дороги и забитым на четыре полосы на въезд.
«Глупые, зачем вам сюда, если мы – центр вселенной – выезжаем?» – насмешкой выползало на лица пассажиров, с иронией поглядывающих в окна встречных машин.
– Просто регистрация в городе, – озвучил кто-то уверенным голосом, успокаивая звоночки сомнения где-то на границе сознания.
Тем более что мир вокруг не перестал быть чудесным, но эту пригородную пастораль они уже видели утром, двигаясь к городу. Идеальные домики и заборы, на многие километры выкрашенные в один цвет. Одуряющий яблоневый аромат, прорывающийся даже сквозь систему кондиционирования. Белоснежные станции заправки, заполненные спешащими на праздник гостями. Темно-зеленые тенты над установкой РЭБ на холмике у моста.
Где же он, заветный поворот к счастью?
Через полчаса автобус величаво перебрался на грунтовку съезда и неспешно запылил по узкой дороге, подарив лицеистам долгожданное предвкушение близкой разгадки. Теперь мягкость сидений только мешала – хотелось прижаться к окну лбом, впитывая каждую деталь проплывавшей мимо пасторали. Сменялись друг за другом деревеньки, проносились мимо добротные двухэтажные дома. Казалось, вот-вот…
– Тайная база, наверное, – хриплым от волнения голосом озвучил кто-то, углядев вдали комплекс из длинных и широких ангаров.
Но это оказался коровник. И на этот раз способность кондиционера пропускать сочный яблочный аромат была совсем некстати.
Однако надежда – и ожидание чуда – все еще жили!
Даже когда грунтовка сменилась просто накатанной дорогой в высокой траве, даже когда заскучавшие пассажиры с досадой отметили отсутствие последнего деления связи на телефоне и полную пропажу Интернета, все продолжали ждать праздника. Но он все не наступал – уже кончилась даже проселочная дорога, и автобус переваливался по свежескошенному лугу, недовольно ворча немецкой подвеской, безуспешно пытаясь амортизировать колдобины и перепады мелких овражков.
– Да спросите уже шофера, куда мы едем! – признал-таки кто-то существование водителя в их автобусе мечты.
– Давно пора! – подтвердил недовольный гул.
Руководствуясь общим порывом, долговязый парень с крайнего сиденья безуспешно дернул водительскую дверь.
– Откройте! – Он грозно замолотил по поверхности.
И тут же был вынужден схватиться за перила, чтобы не упасть.
Надсадно рыкнув передними колесами, внезапно ощутившими пустоту обрыва, автобус налетел на противоположный берег небольшого ручейка, дернулся всем телом и принялся разъяренно разрывать землю под собой.
Подчиняясь гравитации, по салону полетели незакрепленные вещи и бранные слова.
– Ты что делаешь, собака! А ну открой! – подражая интонациям отца, пнул по двери другой лицеист, прижимая руку к разбитой креслом скуле.
В шуме возгласов и гнева звонко брызнуло стекло окна в конце салона – кто-то не стал дожидаться, пока откроются двери. Вернее, сообразил, что падение почти наверняка их заблокировало.
– Выдерни шнур, выдави стекло! – боевым кличем прогремело в салоне.
– Лен, ты чего? – изумленно пролетело над головами и тут же сменилось истеричным: – Лена! Гра-абят!
