— Так точно, товарищ Сталин — ответила женщина — все цифры сверены по документам, оригиналы в папке. По каждому случаю есть свидетельские показания, взаимоподтверждающие. И я лично разговаривала с подследственными — в Ленинграде. По центральному аппарату работали другие.
Сталин взглянул на Пономаренко, тот кивнул.
— «Лениградское дело» — произнес Сталин — как записано в ваших файлах, когда кровавый тиран, не будем называть имен, решил сгноить молодые перспективные кадры, усмотрев в них угрозу своей власти. А товарищи Вознесенский, Кузнецов, Попков, и прочие (список прилагается), это невинные жертвы, герои обороны Ленинграда. А что мы имеем по факту — по указанию товарища Кузнецова, была совершенно незаконно организована Всесоюзная оптовая ярмарка, товары для которой, на общую сумму девять миллиардов рублей, в значительной части были взяты из государственных фондов, подлежащих распределению, чем были ущемлены интересы других краев и областей. При организации ярмарки были допущены грубые просчеты, в результате чего товары на четыре миллиарда списаны как испорченные… их действительно сгноили, или разворовали и списали задним числом?
— В основном, намеренно не были обеспечены должные условия хранения, под предлогом «отсутствия ресурсов» — ответила Лазарева — что служило предлогом для поспешной распродажи с нарушениями, «все равно сгниют». Хотя имела место и массовая порча, и прямое воровство — «по-дружески» покрытое ответственными товарищами. Точные цифры и имена в документах есть.
— Четыре миллиарда убытков — сказал Сталин — и это когда нашему народу не хватает всего, самого необходимого! И кроме собственно ярмарки, еще куча сопутствующих дел — «хлебное», «ткацкое», «винное», «музыкальное», «денежное». Когда ответственные товарищи воруют так, что какая-нибудь нью-йоркская мафия обзавидуется. Без всяких грабежей и стрельбы — а всего лишь, по предварительному сговору, тресту или главку выделяются излишки, за откат. Вплоть до того, что сам Председатель Госплана Вознесенский, как достоверно установлено, кому-то занижал плановые показатели, а кому-то завышал — руководствуясь вовсе не интересами дела! Причем дошло до того, что ответственные товарищи, как например в ленинградском «Росглавхлебе», вступили в прямой сговор с преступным миром, используя бандитов для грабежа складов и вагонов, а также расправы с неугодными и заметания следов. А злоупотребления при распределении жилплощади — заслуживающие отдельного разговора? И Первый Секретарь товарищ Попков вел себя как вотчинный боярин, закрывая глаза на то, что делают его приятели. Однако же, его личное участие установлено?
— Никак нет — ответила Лазарева — барство, чванство, неподобающий образ жизни, да.
— Это не столь важно — заметил Сталин — если его поставили на столь высокий пост, он обязан был прежде всего, защищать государственный интерес. Так же и Кузнецов — переведенный в Москву на должность начальника ЦК по кадрам, самочинно присвоил себе «курирование» всех вопросов связанных с Ленинградом, фактически замкнув на себя вся связь с ленинградской партийной организацией, не информируя ЦК о реальном положении дел, разведя самую худшую групповщину, «ты мне, я тебе». Ну и что со всем этим делать? И — в истории здесь, потомки лет через полсотни тоже будут орать о «невинных жертвах сталинского произвола»?
— Наказать, но без политики — упрямым тоном произнесла Лазарева — неправильно было, как там, вешать на эту компанию обвинение в «отделении РСФСР со столицей в Ленинграде». Товарищ Сталин, да, фигуранты вели такие разговоры между собой — но принимать их всерьез… И чем виноваты ленинградцы, которых там из-за всей этой поганой истории лишили Музея Обороны, да еще негласно запретили упоминать об их подвиге? Надо народу все объяснить — чтоб поняли. Чтоб не было ни слухов по углам, о «безвинно пострадавших», ни тем более, о «новом тридцать седьмом годе».
— Интересно, будет ли в той истории, еще через полсотни лет, сожаление о китайских коррупционерах, там расстреливаемых пачками? — усмехнулся Сталин — но вы, товарищ Лазарева, указали свое особое мнение, касаемо приговора некоторым фигурантам?
— Руководствуясь сугубо государственным интересом — ответила Лазарева — все ж товарищ Вознесенский, это крупный специалист по плановому хозяйству, автор научных трудов. Также и прочие, по списку — или могут все же быть полезны, или не принимали прямого участия в воровстве, а виновны лишь в бездеятельности. Мое мнение — можно дать им возможность искупить вину. Разжаловать, лишить наград, да хоть «шарашку» создать под таких специалистов — но не пускать в распыл.
— А если они зло затаят? Выйдут, будут мстить — всей Советской власти, Советской стране?
— Тогда по закону — сказала Лазарева — держать их под надзором, это вопрос технический. Хоть увидим, с кем они станут сговариваться, кому у нас не нравится Советская власть.
Сталин посмотрел на Берию и Пономаренко — нет возражений? Лаврентий Палыч пожал плечами — ну раз так, пусть поживут, до первого случая вредительства и саботажа. Пономаренко кивнул.
— Хорошо, дадим шанс искупить… — сказал Вождь — однако же запомним, верить безоговорочно можно лишь информации по вопросам техническим. Ну еще, касаемо природных явлений, вроде Ашхабадского землетрясения — где в следующий раз тряхнет, в Ташкенте через шестнадцать лет? А все, относящееся к вопросам политическим — несет на себе уклон, зависящий от авторства написавшего и его политических воззрений. И относиться к этому надо с известной долей скептицизма.
Рука потянулась к трубке. Жаль, что бросил курить — так хочется иногда! Но нельзя — и слишком многое предстоит еще сделать. Четвертое марта пятьдесят третьего — хотя теперь была надежда, что история изменится, Сталин будет полностью спокоен, лишь когда эта дата пройдет. План, родившийся еще в сорок четвертом, после Киевского мятежа — реорганизовать Партию, дополнить иерархический принцип сетевым, «горизонтальные связи», вместо вышестоящих, впередиидущие — вот отчего столь важным было разобраться с «ленинградским делом», там он сам после него стал закручивать гайки, и Система в общем работала, пока он был жив! Если разобраться, то весь их орден «Рассвета», компания Посвященных, по сути то же что делали Кузнецов с Вознесенским, междусобойчик, перехватывающий управление у уполномоченных на то органов. Но ключевое — мы это делаем исключительно в интересах всего СССР. Они — лишь в интересах своей «вотчины», проблемы тех, кто был за ее пределами, их не волновали. Но как обеспечить это в будущей Партии?
— Вот наш главный фронт! — продолжил Сталин — валовая продукция промышленности прошлого, 1949 года, уже составила 125 процентов от уровня 1940
[11]. Мы успешно повышаем благосостояние советских людей, снижаем цены, увеличили продолжительность отпусков для работников вредных производств, а также женщин, ставших матерями. В этом году советские люди могут ездить в восстановленные здравницы в Крым, на Кавказское побережье, а также в дружественную Болгарию — к сожалению, в южной Италии, Югославии и Греции еще неспокойно политически. И что немаловажно, нам удалось здесь не сильно увеличивать налоговую нагрузку на деревню — за счет большей помощи от дружественных стран. Мы сумели значительно уменьшить последствия неурожая сорок шестого года — проблемы с продовольствием были, но без смертности от голода обошлось. Ашхабад тоже, обошелся с малыми жертвами и материальными потерями — если не считать того, что хрущевский новострой весь рухнул как карточные домики, даже сносить не понадобилось! Экономики социалистических стран в значительной мере интегрированы в народное хозяйство СССР и процесс продолжается. При том, что мы тратим на оборону не более того, что необходимо…
