Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Я терпеливо выдержала паузу, дав Ахматовой немного прийти в себя — она явно не ожидала того, что ее стихи знает и ценит человек, которого она искренне считала врагом. Надо было не передавить — Ахматова, с ее эгоизмом и эгоцентризмом, даже, скорее, нарциссизмом, в принципе не принимала ни малейшего давления на тот, очень во многом выдуманный ей самой, мир, в котором она безраздельно царила. И, тем более, неприемлемо было давление при свидетелях. Играть надо было на ее слабостях, тонко дозируя восхищение и лесть.
— Скажите, пожалуйста, Анна Андреевна, неужели Вы написали эти прекрасные стихи потому, что Вас кто-то искушал? — тихо спросила я, методично загоняя Поэтессу в ловушку, созданную ее же бешеным самолюбием и эгоизмом.
— Нет! — гордо ответила королева поэзии.
— Значит, Вы можете переступить через свое прошлое во имя страны? — так же тихо спросила я. — Вовсе не потому, что Вас кто-то искушает — а потому, что Вы русский человек, великая поэтесса России?
— Да что бы Вы понимали в моем прошлом?! — с гневом и горечью бросила Ахматова.
— Я, конечно, не могу в полной мере прочувствовать Вашу боль от потери близких людей — и никто не может, кроме Вас самой — тихо согласилась я — ваш старший брат, Андрей Андреевич, покончивший с собой в эмиграции, будучи не в силах пережить потерю маленького сына; Николай Степанович, расстрелянный ЧК за участие в "организации Таганцева"; младший брат, Виктор Андреевич, которого Вы долго считали погибшим — я сознательно называла самых близких Поэтессе людей, потеря которых ударила по ней, пробив броню ее эгоизма и эгоцентризма — в сущности, Ахматова была страшно, трагически одиноким человеком, пусть и по своей вине, поскольку она совершенно не умела строить и поддерживать долгосрочные отношения с близкими людьми; сейчас надо было доказать ей, что я способна ее понять — но, что такое потеря близких людей, я знаю — мои родители погибли здесь, в Ленинграде, когда в наш дом попала немецкая бомба.
— У Вас были все основания написать эти горькие стихи:
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
— Вы хорошо изучили мою биографию и мое творчество — после долгой паузы сказала Поэтесса — хорошо хоть, в ее голосе теперь не было явной вражды, это был голос до предела уставшего человека — положим, в смерти Андрея Вашей прямой вины нет, но Николая Степановича расстреляли Ваши.
— Анна Андреевна, Вы, лучше, чем кто-либо на этом свете, знаете, что Николай Степанович был Воином в той же мере, что и Поэтом — я поддерживала доверительный тон изо всех сил — и Вы не хуже меня знаете, что он действительно сделал свой Выбор, Выбор с большой буквы, иначе и не скажешь.
А ведь я могла бы и жестче. Вот уверена, что Николай Степанович по характеру и убеждениям не мог остаться в стороне от борьбы. И уцелевшие участники «заговора Таганцева», причём эмигранты, репрессий не боявшиеся, подтверждали его активную роль. Некто Шубинский вообще назвал его одним из организаторов. Да и не было он к тому времени мужем Ахматовой — к моменту расстрела они были уже три года в разводе и Анна Андреевна успела выйти замуж за Владимира Шилейко, от которого в том же году ушла к Пунину…, кстати, это ведь была его квартира — но развод с Шилейко оформили аж через четыре года, мало похоже на убитую горем вдову? Но не стала я этого говорить, зачем? А прочла стихи — жалея, что нет гитары, и не умею играть, вот у Юрки Смоленцева, или Вали «Скунса», куда сильнее бы получилось:
Собрался воевать, так будь готов умереть,
Оружие без страха бери!
Сегодня стороною обойдёт тебя смерть
В который раз за тысячи лет.
Не станет оправдания высокая цель;
Важнее, что у цели внутри.
И если ты противника берёшь на прицел,
Не думай, что останешься цел.
Добро твоё кому-то отзывается злом —
Пора пришла платить по долгам!
А истина-обманщица всегда за углом,
Бессмысленно переть напролом.
Пусть кто-то гонит толпами своих на убой —
Свои же и прибьют дурака.
Но можно дать последний и решительный бой
Тогда, когда рискуешь собой!
Собрался воевать — так будь готов умереть,
Мы смертными приходим на свет.
Судьба дает победу обречённым на смерть
В который раз за тысячи лет.
Но если чья-то боль на этой чаше весов
Окажется сильнее твоей,
Судьба, приняв решенье большинством голосов,
Отдаст победу именно ей.
[20]
— Стихи довольно простые — констатировала Поэтесса, возвращаясь в привычную роль надменной королевы — собственно, затем я их и прочитала, чтобы дать возможность Ахматовой вернуться к привычному, психологически комфортному для нее образу, не "потеряв лица" — использованы просторечные слова — но, в сущности, неплохие и весьма искренние. Вы не знаете, кто автор, Анна Петровна?
— К сожалению, я не имею права назвать автора — ответила я, мысленно извинившись перед еще не родившейся здесь Светланой Никифоровой — я познакомилась с этим человеком на Северном флоте.
— Странно, у меня такое впечатление, что эти стихи написала женщина — сказала Анна Андреевна.
— Когда идет война за жизнь страны и народа, женщины тоже становятся в строй. И не только в тылу — у меня, и у Люси — тут я взглянула на Лючию — есть на счету лично убитые враги. Простите, но не обо всем пока можно рассказать.
— Так это не Ваши стихи, Анна Петровна?
— Сожалею, но поэтического таланта у меня нет — глядя собеседнице в глаза, искренне ответила я — только читатель.
— А еще какие-нибудь стихи этого автора Вы можете прочитать, Анна Петровна?
