– Честное слово, – вздрогнул Слич, когда обернулся при бледном свете лампы, наполнившем комнату, – вы, душегубцы, действительно кроваво-красные.
Тендон неуклюже зашаркал по комнате.
– У тебя ведь есть пылефракс или как? – начал он. – А если нет…
– Лучший пылефракс в Нижнем Городе, – заверил его Слич. – В потенциале.
– В потенциале?
– Я приобрел немного грозофракса на черном рынке, – объяснил Слич. – Все, что тебе нужно сделать, это растолочь его.
Тендон невозмутимо посмотрел на Слича.
– Ты, должно быть, думаешь, что я идиот, – произнес он наконец. – Грозофракс взрывается, когда его пытаешься растолочь. Это все знают. Только лишь его всемогущей светлости Академику известен секрет…
– Я тоже знаю этот секрет, – убежденно проговорил Слич. Он достал с полки ступку и поставил ее на маленький стол. Затем вытащил из кармана сверток, аккуратно развернул его, и взорам обоих предстал блестящий и переливающийся огнями осколок грозофракса. Держа его двумя пальцами – большим левой руки и средним правой, ибо прочие отсутствовали, Слич мягко опустил осколок в ступку.
Тендона все еще терзали сомнения:
– А в чем секрет-то?
– Вот в чем, – ответил Слич, доставая кожаный кошелек-мешочек из-за пояса. Он распустил шнурок, чтобы Тендон мог увидеть содержимое.
– И что это?
– Это порошок из коры сухостойного дерева, – объяснил Слич заговорщическим шепотом. – Самый лучший, который только можно достать.
Тендон боязливо попятился. Этот порошок доктора Нижнего Города использовали как обезболивающее перед операцией.
А Слич продолжал растолковывать:
– Обезболивающее действие порошка нейтрализует взрывоопасность грозофракса. Взрыв, так сказать, парализуется.
– Ты уверен в этом? – спросил Тендон.
– О, ради Неба! – раздраженно упрекнул его Слич. – Разве ты не признавался мне, что тебе до смерти надоело тратить все заработанные тяжелым трудом деньги на питьевую воду? Разве ты не говорил, что сделал бы все что угодно, чтобы достать немного пылефракса? Уверяю тебя, что сухостойный порошок сработает! – Слич щедро насыпал порошка в ступку. – Взрыва не будет, и ты, мой друг, получишь столько пылефракса, что тебе хватит до конца жизни.
Тендон нервно теребил амулеты, висевшие на шее. Однако, несмотря на опасения, он не смог устоять против соблазнительного предложения крохгоблина. Заплатив сто монет, как они и договаривались, Тендон взял пестик. Слич надежно спрятал деньги в карман, а затем со всех ног бросился в дальний угол лачуги, где за железной печкой сжался в комок.
– Давай, бей! – закричал он. – Порошок сработает!
И Тендон с размаху опустил пестик в ступку.
Взрывной волной с лачуги сорвало крышу. Тендона отбросило к дальней стене, разорвав на мелкие кусочки.
Слич выполз из укрытия и, пошатываясь, встал на ноги. Он взглянул на то, что когда-то было душегубцем.
– А может, и не сработает, – печально вздохнул он.
VI. В таверне «Дуб-кровосос»
Мамаша Твердопух восседала за столом около входной двери. Рядом, взгромоздившись на высокий круглый табурет, сидел Форфикюль, ночной вэйф, работавший у нее. Они наблюдали, как посетители таверны поочередно окунали пивные кружки в корыто, где пенился лесной эль. Нелегальная пивоварня в погребе приносила хорошую прибыль, особенно в жаркую погоду.
Дверь открылась, и три члена Лиг вразвалку вошли в таверну. Мамаша Твердопух от досады щелкнула клювом.
– Доброго вам вечера, – прокудахтала она, избегая их взглядов, затем сняла три пивные кружки с полки и поставила их на стол. – Двадцать монет за каждую.
– Можете пить сколько влезет, – проинструктировал товарищей первый из них, завсегдатай «Дуба-кровососа». – Не так ли, Мамаша Твердопух?
Она бросила на него сердитый взгляд:
– Разумеется. Но помните правила. – Она кивнула в сторону приколоченных к стене табличек: «Не ругаться», «Не драться», «Не блевать в помещении».
– Нам об этом напоминать не надо, – заметил завсегдатай, протягивая Мамаше золотую монету – вдвое больше требуемой суммы. – Сдачу оставь себе, дорогуша, – добавил он, подмигнув.
Мамаша Твердопух не подымала глаз от кассы.
– Благодарим сердечно, – проговорила она и с треском захлопнула ящик. Только когда член Лиг отвернулся, Мамаша Твердопух подняла на него взгляд. «Ах ты, кишащий червями кусок дерьма ежеобраза», – с горечью подумала она.
– Ну-ну, тише, – мягко сказал Форфикюль, подергивая своими огромными ушами-крыльями. Мамаша повернула голову и свирепо взглянула на ночного вэйфа.
– Слышал, да? – рявкнула она.
– Я слышу все, и тебе это хорошо известно, – ответил Форфикюль. – Каждое слово, каждый шорох, каждую мысль – за грехи мои.
Мамаша Твердопух запыхтела. Перья у нее на шее встали дыбом, а желтые глаза засверкали.
– Хорош гусь! – прошипела она и кивнула в сторону столика, где уселись вновь прибывшие посетители, – Все они хороши – разодетые в пух и прах, с щедрыми чаевыми и изящными манерами. Дерьмо ежеобраза – вот они кто!
Форфикюль охотно с ней согласился. Он понимал ненависть хозяйки к членам Лиги. В результате союза с Вилниксом Подлиниусом господство Лиги на рынке питьевой воды было абсолютным. И если бы не противозаконные сделки с небесными пиратами, Мамаша Твердопух давно пошла бы ко дну.
– Ах, небесные пираты, – вздохнул Форфикюль. – Эти бесстрашные разбойники, бороздящие просторы неба и ни перед кем не склоняющие головы! Что бы мы без них делали?
– Да, действительно, – согласилась Твердопух, а перья на ее шее наконец-то улеглись. – Кстати, Облачный Волк со своими ребятами скоро должен вернуться. Надеюсь, что его поездка окажется настолько успешной, насколько он заставил меня в это поверить. В противном случае… – Тут внезапно ей вспомнился разговор с Профессором Света. У Мамаши Твердопух заблестели глазки. – Если только не…
Форфикюль, слушавший ее размышления, захихикал:
– Орел – ты выиграла, решка – он проиграл, верно?
Она не успела ответить, как таверна содрогнулась от взрыва. Форфикюль сжал уши и завопил от боли.
– Силы небесные! – вскрикнула Твердопух, и перья на ее шее опять встали дыбом. – Это где-то неподалеку!
Когда пыль улеглась, Форфикюль разжал уши и потряс головой. Его огромные уши трепетали, как крылья гигантского мотылька.
