Мне совсем не хотелось говорить об именах. Или о том, как связаны наши между собой.
— Расскажи о себе. То есть о своей семье, — попросила я.
Я честно не могла себе представить, как он живет. Особенно после встречи с его жуткой матушкой.
— У меня две старшие сестры. Намного старше. Я то, что называется, «запоздалая мысль». Или ошибка, что более вероятно. Когда я был маленький, мои друзья думали, что мама — это моя бабушка, а папа — дедушка.
— Мои родители в нормальном «родительском» возрасте, — сказала я, — но я их не часто вижу. Во всяком случае, мне от них уж точно нет никакой пользы.
— Невесело, — согласился Дональд. — Мои нормальные. Мама только для важности кричит иногда, не со зла. А папа может быть очень даже ничего, когда она ему позволяет. Знаешь, джаз любит по-настоящему. Но не может сыграть ни ноты — и никак не свыкнется с мыслью, что я могу! Так что папа всегда немного баловал своего любимчика Донни. Он уже смирился, что сына не будет и некому носить с ним килт, и тут родился я…
— Но ты же не носишь килт?
— Если тебя окрестили Дональдом Ангусом Брюсом Огилви, тебе придется носить килт, не сомневайся! Я как раз вчера весь день ходил в килте, да будет тебе известно.
— Покажи как-нибудь… А твои сестры? Сколько им лет?
— Они совсем древние. Двадцать три и двадцать пять. Я действительно поздний ребенок. Хотя, конечно, хорошо иметь старших сестер, потому что они всегда так возятся со своим младшим братиком. Я здорово скучал по ним, когда они уехали из дома и я остался в компании мамы и папы. В этом плане школа-интернат — хорошо. Хотя я больше туда не пойду. Со следующего семестра буду учиться в колледже.
— А я вот не смогу назвать своих родителей «компанией». Они страшно хотят, чтобы мы достигли чего-то грандиозного, но совершенно без их помощи. Иногда мне кажется, что им достаточно моей фотографии и табеля с лучшими оценками за экзамены. Им не интересна собственная плоть и кровь и, разумеется, еще меньше интересны сердце и душа.
— Уверен, что это не так, — сказал Дональд и немного подвинулся, чтобы видеть мое лицо.
Я очень удивилась. То, что мои родители совсем никудышные, — это факт. Кто такой этот парень, чтобы разбираться в моей семье лучше меня?
— Значит, я вру?
— Вовсе нет. Но знаешь, в интернате по ночам мы часто говорили о своих семьях. Особенно с младшими ребятами, когда они скучали по дому. Многие дети считают, что родители их не любят. Но потом они приезжают в родительский день, и ты понимаешь, что они точно такие же, как и другие родители, — мечтают поскорее увидеть своих дорогих детишек. Просто некоторые взрослые не очень хорошо умеют обращаться с детьми. Они любят их, и все такое, но не знают, как себя вести с ними. Никто их этому не учил, и само это не приходит.
Я немного подумала.
— Ну, папа пытается. Он слабовольный, но пытается. А вот с мамой у нас вечные конфликты. Она никогда не ставит меня на первое место. Работа — да, Джей — да, но я — ни в жизни, — я начинала горячиться.
— А какая у нее была семья?
— Бабушка умерла, когда маме было лет двенадцать…
— А ты не думаешь, что в этом-то и дело…
— Дональд, это было бы слишком просто! К чему все эти психологические потуги? Разве я не могу просто ненавидеть свою мать, как любой другой подросток?
— Это не в твоем характере. Ты слишком хо…
Но он не договорил. Встал, отошел от меня и немного попрыгал.
— Нога затекла, — попытался объяснить он. А прозвучало это вроде как нечего тут обниматься.
Мне стало не по себе. Дональд затронул больной вопрос. Я предпочитала не обсуждать эту тему. О чем тут говорить? Сейчас хотела признаться ему, что он мне по-настоящему нравится, хотела поговорить о жизни, о мире, о будущем, о нашем будущем, но мы говорили о моей матери. Обидно даже! Всегда ты все испортишь, мама!
— Ханна!
Донни уселся на холодильник, так что ноги болтались где-то около моего носа.
— Да? — я подвинулась, чтобы видеть его.
— Ты когда-нибудь писала музыку?
— Только то, что нужно было по программе в школе. А что?
— У меня возникла идея песни. В стихах я не очень силен, но мелодия вроде ничего. Можно как-нибудь сыграть ее тебе?
— Конечно. Если мы когда-нибудь выберемся отсюда!
Он посмотрел на часы.
— Скоро шесть. Я бы съел что-нибудь. И в туалет хочется.
— Спасибо за информацию. — Я тоже хотела в туалет, но говорить об этом вслух стеснялась. — А еды здесь полно.
— Только есть нечего. Погоди-ка, тут должно быть мороженое!
Он соскочил с холодильника и начал открывать крышки морозильников.
— Нашел! Ух ты! У них тут и «Магнумы», и «Максибоны», и что угодно. Тебе какое?
Я поднялась — ноги затекли и плохо слушались — и подошла посмотреть. Свет из недр морозильника освещал напряженное лицо Дональда. Он радовался находке, как маленький мальчик.
— Наверняка ты хочешь белый «Магнум», — сказал он и протянул мне мороженое.
— Да. Как ты догадался?
— Я тебя расколол, детка! — сказал он, закрыл крышку и содрал упаковку со своего эскимо с глазурью. — Так, куда денем улики? — Он скомкал бумажку. — Наверное, в карманы. Ты просто кажешься такой… Моя сестра Фиона любит такое мороженое, вот и я…
Мы стояли, прислонившись к холодильнику. Дон улыбался (вернее, в темноте я видела только блестящие зубы), и мы много говорили, но не более того. Ханна! Я мысленно шлепнула себя по щекам. Да, я влюблена в Дональда. Но первые несколько дней я либо избегала его, либо хамила ему. Вряд ли я ему нравлюсь. Насколько я знаю, еще ни один мальчик не был в меня влюблен. Дон, бедняга, сейчас в полном замешательстве. Вот радость-то — заперли в холодной кладовке с Дак! Представляю, что он будет рассказывать остальным. Насколько круче быть запертым в холодной кладовке с Аделой…
Я аж подпрыгнула, когда он сказал:
— Наверное, мастер-класс Аделы уже закончился.
— Извини, — сказала я, — Кевин заставил тебя пропустить его из-за меня.
— Кевин и сам не хотел, чтобы я там был. Ты здесь ни при чем.
— Я думала, Кевину нравится Джесса, — сказала я и тут же пожалела.
— Ну да, нравится, — тупо отозвался он, — но Адела его совершенно охмурила.
— Его и всех остальных, — сказала я, и Дональд не потрудился возразить.
Он продолжал, будто я его и не перебивала.
— Если мастер-класс уже закончился, то они скоро заметят, что нас нет. Кевин собирался идти купаться, если погода прояснится. А почему ты не приходишь?
— Приду как-нибудь, — туманно пообещала я.
