Какая глупая! Я была уверена, что Дональд знает, почему я не плавала. А ведь он не заметил меня в «36,6» и уж точно не обратил внимания на содержание моей корзинки. Из-за чего мне беспокоиться? Может, надо пересмотреть все события в ином свете…
— Думаю, нам надо пойти и снова сесть около двери, — сказал Дон. — Слушай, Ханна, извини меня, пожалуйста. Это я виноват, что нас тут заперли.
Я хотела сказать, что совершенно не возражаю. Что о большем я и не мечтала. Но получилось у меня нечто совсем иное.
— Да уж точно, вина тут не моя.
Мы снова присели на корточки около двери и несколько минут молчали. Мой мозг пылал вопросами типа: «О чем он сейчас думает?», и я едва сдерживалась, чтобы не прижаться к нему.
Ему тоже было не по себе. Внезапно он встал — я потеряла равновесие и плюхнулась на пол. Дон протянул руку. На секунду мне показалось, что Донни хочет обнять меня, но я вовремя сообразила: он просто предлагает помощь. Эх!
— Извини, — сказал он, — не хотел тебя опрокинуть… Тихо! Слушай!..
Мы услышали приближающиеся звуки, скрип гравия под ногами, болтовню и смех.
— Вроде Джемма смеется…
Интересно, что они подумают, когда нас обнаружат? Кевин и Сэм знают, в чем дело, но Адела, Джесса и все остальные девчонки? А что себе напридумывает этот пошляк Макс? Двое провели вместе больше часа — и какой вывод можно сделать? А если нас поймает кто-нибудь из штата, как мы объясним мешок с трусами?
— Как мы привлечем их внимание? — Дональд, похоже, занервничал. — Может, покричать?
— Давай постучим по двери, — сказала я. Мы дружно загрохотали. Бесполезно. Никто нас не услышал.
Подавленные, мы снова опустились на пол. И тут, словно чтобы поднять нам настроение, под дверь подлез солнечный лучик. Дональд посмотрел на часы.
— Пятнадцать минут седьмого. Мы тут уже почти два часа… Как быстро летит время, если проводишь его с удовольствием.
Но он это так сказал, будто совсем не то имел в виду. Сердце сжалось при мысли, сколько шансов я упустила за целых два часа. Ведь я всего лишь хотела узнать, нравлюсь ему или нет. Но как это сделать?
— Ребята скоро пойдут обратно. Они, наверное, заметят, что нас нет за ужином. Кев будет искать меня, чтобы идти купаться. Помираю с голоду… — он вдохнул и засмеялся сам над собой. — Прости…
— Да хватит извиняться! Мы не можем ничего поделать, ну заперли и заперли. Вообще-то эта ситуация напоминает мне детство: когда я не слушалась, родители запирали меня в моей комнате и не разрешали выйти и поесть с ними, пока я не извинюсь. Вот и сейчас: и виноваты, и есть хочется.
— Слышишь, давай не будем говорить о голоде. И так уже под ложечкой сосет. Кстати, меня никогда нигде не запирали в детстве. Мои мне все прощали.
— Везло тебе.
— Как сказать… Потом в интернате пришлось испытать шок. Дети ничего не прощают. И тут не побежишь жаловаться к мамочке. Приходится как-то уживаться, ладить с другими. Я много об этом думал. Дети, которые в школу приходят только днем, дома порой ведут себя отвратительно, говорят жуткие вещи. Обычно родители понимают, что ребенок просто выпускает пар. Но в интернате очень просто не сдержаться разок — и все, с этой репутацией тебе так и жить здесь. Я быстро это просек. Хорошая наука выживания. Может, поэтому я стал скрытным и людям не сразу удается раскусить меня. Ты просто подумай…
(Он хочет открыть мне что-то сокровенное?)
— Как иногда хочется побыть плохим, ну, время от времени. Никого в Ковентри в спальню не отсылают… Представь, у тебя неприятности — ты можешь вспылить родителям или, по крайней мере, отыграться на коте. И все равно все будут любить тебя.
— Мама испугается, да и мне мало не покажется.
— Ну, наверное, — он сбился с мысли. — А знаешь, о какой песне я говорил?
— О той, что ты написал? А что за аккомпанемент?
— Он еще в голове. Думаю, смогу сыграть ее на саксофоне, пока не придумаю слова. А когда ты сможешь ее прослушать?
— Дон, у нас уйма времени. Ну пропой мне ее сейчас, если хочешь!
— Сейчас? Ни за что! И не уговаривай! Мне нужна клавиатура для подстраховки. Я пою только в душе. У нас Кевин все может спеть…
— Ладно, ладно! — Я слышала, как Дональд напевает, он может петь чисто, просто сейчас не хочет. — Как скажешь. Ну, то есть, когда мы отсюда выберемся. Когда скажешь.
Что-то я стала повторяться. Интересно, какой ответ он хочет услышать?
— Завтра вечером?
— Я же сказала, как скажешь.
— Не уверен, что хорошо получилось, понимаешь?
— Дон, что бы ты ни сыграл, я буду рада послушать. О’кей?
— Спасибо.
Ну и что он всем этим хотел сказать?
— Я снова их слышу!
Мы прижались ушами к двери.
— Давай крикнем, а потом уже постучим, — предложила я. Голоса и смех послышались громче. Прямо танталовы муки какие-то. Мы даже голос Кевина слышали.
— Кто идет купаться? — спросил он, и кто-то ему отвечал.
— КЕВИН! — заорали мы хором. — НАС ТУТ ЗАПЕРЛИ! — и яростно застучали по двери. Но они прошли мимо.
— Даже не верится, — расстроился Дональд. — Это надо заесть еще одним мороженым. Хочешь?
— Нет, спасибо.
Когда же мы наконец выйдем отсюда? Мне жутко хотелось в туалет, я просто мечтала снять неудобный купальник, который носила весь день.
— Погоди! Кажется, они возвращаются!
Снаружи я слышала смех.
Это был Кевин!
— Ой, Донни-друг! Что ты там делаешь?
И Джесса.
— Дак! Ты там?
И Макс.
— Дональд! Дак! Дональд! Дак! — и заверещал как идиот звуками из мультика.
— Нас тут заперли! — закричали мы хором.
— Без паники! — раздался голос Кевина. Еще смех. — Попытаемся сбить замок. Впрочем, лучше по-другому… Джесса, может, ты очаруешь кого-нибудь, кто сможет дать нам ключ? Попробуй уборщика, его дом за старым зданием.
— Хорошо, Кевин.
Я усмехнулась. Вот это Джесса! Все что угодно, лишь бы угодить Кевину. Кевин и Макс вернулись к двери. Больше, судя по звукам, там никого не было.
— Вы там как? Нормально?
— С голоду околели! — сказал Дон.
— Все на свете отдам, чтобы оказаться наедине с женщиной! — заорал Макс.
— Заткнись, Макс. Нас могут засечь, — прервал его Кевин.
«Да, Макс, заткнись уже», — подумала я.
— Ну и Джесса! — удивился Кевин. — Уже обратно бежит, и похоже, со связкой ключей.
