— Я уверена, что он не имел в виду ничего плохого! — бросилась Джесса на защиту Кевина. — Кевин совершенно не злой по натуре. Ты же слышала, как он добр к Аделе. Даже когда она всех раздражает, он остается неизменно любезным.
— Ну, я бы добротой это не назвала вообще-то… — начала я, но Джесса обрушила на меня лавину слов.
— Знаешь, другой причины тут просто быть не может. Он так ведет себя с ней только из-за своей доброты. Все знают, что она несчастная малявка, которая по чистой случайности хорошо играет на скрипке.
Тут я смолчала: не уверена, что парни именно так воспринимают Аделу, во всяком случае, вряд ли они возражают против ее вызывающего поведения.
После ужина мы с Дональдом отправились в музыкальный корпус. Я уже перестала так сильно напрягаться в его обществе. Это было не трудно, учитывая, с каким энтузиазмом он взялся за дело. Я подавила свои романтические мысли и внушила себе, что и у него в отношении меня таковых нет. Вот тогда все стало прекрасно. Мы просто хорошие друзья, потому что он такой милый! Джесса, Кевин и Сэм поплелись за нами.
— Я хотел исполнить тебе свою новую песню сегодня после ланча, — сказал Дональд, — но не хочу, чтобы при этом присутствовал Кевин. Может, получится попозже? Не возражаешь?
Я и ответить не успела, как к нам подбежала Адела.
— Можно я тоже пойду? — спросила она. — Квартет отменили, Донни, я жутко хочу послушать, как вы с Кевином играете джаз. А вы уверены, что вам не нужен скрипач? Или женский вокал?
Она вцепилась в руку Дона и пошла рядом с ним, совершенно не обращая внимания на меня. Кажется, именно в этот момент я перестала защищать эту девицу. Я немного отстала, поравнялась с Джессой, а Кевин ускорил шаг, чтобы поравняться с Дональдом и Аделой. Мы с Джессой обменялись злобными взглядами. Теперь я поняла, что она чувствовала все это время.
Я абсолютно не была уверена в своей способности играть перед публикой. Первые три вещи прошли нормально. Адела милосердно не открывала рта, а Джесса хлопала после каждого произведения. Ребята тоже хвалили игру. Может, Адела и не будет слишком придираться? И тут пришло время для моего саксофонного дебюта.
— Мы сейчас пройдем медленно, хорошо? — спросил Дон. — Ты, Дак, двигайся в том ритме, в котором сможешь держаться, а мы пойдем за тобой.
Адела заворчала.
— Хорошо, что нам всем не требуется подобное обращение, — сказала она, но на нее никто и внимания не обратил.
Мне удалось кое-как сыграть, но я все время издавала ужасно много скрипа, писков и странных звуков. Кевин бросал на меня изумленные взгляды, Джесса тоже, а Адела буквально сползала на пол от смеха. Это было отвратительно. Я хотела, чтобы Кевин заткнул ее, но в конце концов на нее наехал Дон.
— Дак всего лишь второй раз в жизни играет на саксофоне, Адела. И у нее получается весьма и весьма хорошо. Если не можешь вести себя прилично, вали отсюда. Нам надо репетировать.
— Хорошо, — испуганно сказала Адела. Впервые я увидела, что она смутилась. Поскольку Адела не хотела, чтобы ее прогоняли, она перешла к очаровательным извинениям. — Извините. Честно, простите меня. Я не хотела смеяться. Вы все так классно играете. Правда.
Она села на стул с ногами и обвила колени руками. Джесса буквально излучала ненависть и зловеще молчала во время этого диалога.
Мы сыграли «Take Five» еще пару раз. Я почувствовала себя немного увереннее. Когда Сэм ушел, Дон поймал мой взгляд.
— Подожди немного, — шепнул он, — помнишь о моей песне?
Я не знала, как бы все так устроить, чтобы мы с Доном остались одни. Но я забыла о магнетическом свойстве Кевина: когда он пошел к дверям, Адела и Джесса последовали за ним.
Дон засмеялся.
— В чем его секрет? Не возражаешь наконец послушать это, Дак? Я бы и не стал спрашивать, но… — он умолк.
— Да давай уже! А петь ты сегодня будешь или нет?
— Нет. Я знаю, о чем будет эта песня, но не разобрался еще до конца со словами. — Он отвел взгляд.
— Ну, давай!
Я села на пол рядом с его клавишными.
Он разгладил листок бумаги, на котором что-то было написано от руки, и начал играть. Я чувствовала, что он смотрит на меня, но не осмеливалась поднять глаз. Это была прелестная, романтическая мелодия. Она навевала мысли о дожде и цветах. Красивая песня. Я понимала: Дон хочет что-то сказать мне с ее помощью, что-то такое, чего не может сказать словами. Он доиграл до конца. Я сидела, прижавшись лбом к коленям, ошеломленная, страстно желая, чтобы он подошел и обнял меня…
Дверь с грохотом распахнулась, и в класс влетели Адела и Джесса, крича друг на друга. Я вскочила, они бежали прямо на меня.
— Девушки! Девушки! — испуганно воскликнул Дональд.
— Скажи ей, Ханна! — кричала Джесса. — Скажи ей, чтобы она оставила в покое Кевина! Ему не нравится, что она повсюду за ним таскается…
— Скажи ей, — верещала Адела, — что Кевину гораздо интереснее с такой, как я, чем с такой монашкой, как она!
— Что за представление? — разозлилась я. — Я не знаю, чего хочет Кевин. Успокойтесь!
— Ну, я пошел, — сказал Дон, виновато улыбнувшись мне.
— Я с тобой, — и Адела вцепилась в него как пиявка.
Сигнал тревоги в этот момент прозвучал снова, но Джесса требовала всего моего внимания.
Они ушли.
— Ты представляешь, что она сделала? — Джесса все еще пылала.
— Расскажи. Вряд ли меня удивят поступки Аделы.
— Ну вот. Мы втроем — Кевин, я и Адела — вышли из музыкального корпуса. Кевин разговаривал со мной, и Аделе это совершенно не понравилось. Она повела себя так… так вульгарно. Представляешь, Дак, она просто схватила его за руку и говорит: «Кевин, пойдем со мной, я тебе кое-что хочу показать», или что-то такое же банальное. И что ты думаешь? Он пошел! Как собачка. Она сказала: «Пока, Джесса, Кевин идет со мной, правда, милый?» Я ничего не могла поделать и пошла обратно к спальному корпусу. Но потом решила вернуться к ним, и что же я вижу? Адела пытается обнимать и целовать его! Я прекрасно видела, что ему это не нравится, он все отодвигался и говорил: «Перестань, Адела! Мне кажется, ты что-то не так поняла». Стыдно признаться, но я стала подслушивать. А Адела все приставала и приставала к нему, прижималась, гладила по голове, совала руки в задние карманы его джинсов — ну, ты знаешь, все эти штучки. Она пыталась соблазнить его и все повторяла: «Ой, ну давай же, Кевин! Я же тебе нравлюсь!». Она была так настойчива, я даже удивилась, как это Кевин так долго сопротивляется. В конце концов, он возмутился, довольно грубо оттолкнул ее и заорал: «Послушай, Адела! Не строй из себя дуру! Ты мне не нравишься! И…» Потом они пошли обратно. Просто возмутительно! Я умирала от желания узнать, что он скажет дальше! Но тут Адела снова принялась за свое: «Кевин, давай же, обними меня!» Этого я уже не выдержала: подошла к ним и велела ей оставить его в покое! Кевин не хотел участвовать в разборках и ушел, а я схватила Аделу и притащила сюда. Сама не знаю, что на меня нашло. Всепоглощающая ревность, наверное.
