Я внимательно смотрела по сторонами, пока мы шли по главной дороге, но попадались в основном мелкие дети, белокурые и загорелые, скорее всего, голландцы. Я заглянула в бар, когда мы проходили мимо, но там тоже было пусто.
— Дэн, ты видел кого-нибудь нашего возраста, пока катался?
— О да, целые толпы. Тут живенько.
— И куда они все делись?
— Не знаю. Девчонки, наверное, увидели великолепную Софи Моррис, поняли, что не выдержат конкуренции, и уползли прочь, чтобы умереть.
— Спасибо, Дэн. А ребята?
— В обмороке.
— Очень смешно. Должно же тут быть место, куда все ходят по вечерам.
Я люблю всегда быть в курсе дела и во всем участвовать.
— Не беспокойся, — сказал Дэн, — я что-нибудь вынюхаю, нет проблем.
— Да ничего я не беспокоюсь, — фыркнула я, — тут всегда одна и та же компания придурков. Или французов.
— Само небо запретило им быть французами, — пробурчал папа себе под нос, но я сделала вид, что не услышала.
— До чего ж ты надменная, Софи, — сказал Дэн.
— Если тебе нравятся скучные зануды, это совершенно не значит, что они должны нравиться и мне.
Тут пришла официантка с меню.
Я сама не знала, откуда взялась эта раздражительность и почему перспектива предстоящих двух недель казалась мне такой мрачной. Может, из-за этого пари? Большие же у меня шансы завести на каникулах роман, если я до сих пор даже не видела ни одного подходящего человека! Но скорее всего, я до сих пор злилась из-за этой сцены с Беном Саутвеллом. Мне нравится чувство власти, которое появляется, когда парни влюбляются в меня. Но как же я ненавижу, когда они развешивают сопли и начинают говорить, что любят меня. Просто отвратительно! Это сильнее всего отталкивает от парня.
Еще одна проблема — брат Дэнни. Хотя он никогда не понял бы, что я имею в виду. Он такой жутко прямой, честный, открытый, но ни капельки, как говорится, не крутой. Ему наплевать, какие на нем кроссовки или что на футболке у него дыры. Он даже любит классическую музыку, и, о боже, «Аббу»! Просто говорит: «Мне это нравится!» Если я возражаю, что такое может нравиться только идиотам или что-нибудь в этом духе, он смотрит на меня, словно спрашивает: «Ну и что с того?» Я бешусь. Он, как мама, ему легко угодить. Но в этом году, когда ему исполнилось шестнадцать, все немного изменилось. Он все тот же старый честный Дэн, но с новой стрижкой вдруг стал симпатичным. Даже Мэдди начала кидать на него многозначительные взгляды из-под длиннющих ресниц. И еще. Мои подруги, которые раньше сочувствовали, что у меня такой брат, любимчик бабушки, учительницы и так далее, теперь намекают: оказывается, мне повезло, что у меня есть старший брат! Другой старший брат — может, но такой, как Дэн?
— Ну, милая? — папа ненавидит, когда я надолго замолкаю. — Тебе пиццу?
— Да, спасибо.
— Еще колы? Дэн? А мы еще по пиву, дорогая? — и он махнул официантке.
— Bien sur, Monsieur, tout de suite
[6] — и она ушла, покачивая бедрами, как умеют все француженки.
— Ух ты, — сказал папа, старый распутник.
Мама шлепнула его по запястью и снисходительно улыбнулась:
— Только в твоих мечтах.
— И в моих, — вздохнул Дэн.
— Даже не думай, Дэнни, — сказала я.
Официантка вернулась. Она была похожа на «Арлезианку» (я занимаюсь Ван Гогом по искусству): локоны цвета воронова крыла, черные глаза и прекрасная загорелая кожа оливкового оттенка.
— Спасибо, — похвастался своим французским Дэн, когда она передавала ему стакан с колой. И был вознагражден белозубой, чувственной улыбкой.
— Сосредоточились на еде, мальчики, — сказала мама, поймав мой взгляд.
Вскоре после ужина мы пошли спать. Было всего полодиннадцатого по нашему времени, но уже полдвенадцатого по французскому, а встали мы в полпятого. Нечего и говорить, что в кемпинге еще шло гуляние, как будто чтобы меня подразнить.
Глава 2
— Софи? Просыпайся, Софи. Дэн съездил за круассанами и персиками на завтрак. — И почему мама с утра так полна желания действовать?
— Еще слишком рано, — промычала я.
— Одиннадцать часов по французскому времени.
— А по моему десять. Слишком рано.
Голос Дэна:
— Давай, Софи. Надо искупаться, пока народ не набежал.
Тоже мне причина, чтобы вставать поскорее. Через полчаса мама расстегнула мою дверь.
— Ну, ма-а-ам!
— Вставай, солнышко мое. Я хочу убрать все после завтрака, а папа слопает твой круассан, если ты не поторопишься.
— Ладно, хорошо.
Я вылезла в удивительно яркое утро прямо в трусах и футболке и плюхнулась на ближайший к изгороди стул.
Мама протянула мне круассан и снова занялась уборкой. Я запихала его в рот целиком, во все стороны полетели кусочки жирного слоеного теста, и тут из-за угла с визгом тормозов вылетел Дэнни. Нет, не Дэнни. Джейси.
— Здравствуйте, миссис Моррис! Просто заскочил проверить, все ли у вас в порядке.
О нет! Только не когда я в таком виде! Буду спокойно сидеть дальше. Откуда ему знать, что я во вчерашнем белье? Крошки моего круассана упали на землю около изгороди. Вдруг из-под нее стрелой выскочила крохотная полевая мышь и схватила самый большой кусок. Я ничего не имею против маленьких зверьков, у меня есть хомяк, но эта пронеслась так быстро, что я взвизгнула и вскочила со стула.
— Ай!
Мама и Джейси посмотрели на меня.
— Что с тобой, Соф?
Я почувствовала себя полной дурой.
— Да мышь тут, — неубедительно промямлила я, оттягивая вниз футболку и не зная, куда себя, такую белую, девать.
— Ну, это же всего лишь полевая мышка, — сказала мама и улыбнулась Джейси.
Он спокойно посмотрел на меня:
— Когда ты босиком, всегда боишься, что она побежит по ноге.
— Пойду умоюсь, — и я нырнула в палатку.
Было и так неприятно стоять там полуодетой, но когда Джейси посмотрел на меня, мне показалось, что на мне вообще ничего нет. Я слышала, как мама и Джейси возятся в кухонном отделении палатки. Плита была не такая, как в прошлый раз, и мы еще не совсем с ней разобрались. Я молилась, чтобы они не подошли ближе ко мне. Наконец они снова вышли на улицу, и Джейси сел на велосипед.
— Ничего не можем поделать с этими полевками, — услышала я и поморщилась, — но дайте мне знать, если возникнут еще проблемы. Au revoir!
[7]
