– Каковы ваши творческие планы?
– Да никаких. Может, умру.
Спорят о стиле: ар брют? наив? аутсайдерское искусство? русский сюрреализм? Вспоминают Босха и Дали. Художник подмигивает:
– Просыпаюсь я в Кишиневе с похмелюги и вижу, как в лучах восходящего солнца друг Паша стоит абсолютно голый и задумчиво засовывает себе грушу в задницу. И это только один эпизод моей жизни. Все выходки Дали – я вживую видел!
Художник убегает – я щас! – и возвращается с бутылкой коньяка. Сам не пьет – наливает поклонникам. Щелкают айфоны. Кто-то спрашивает про деньги.
– Разбогатеть? Конечно, думал. Детям жизнь обеспечу. И еще помогу всем бездомным художникам. А то они работают в офисе, а рисуют по ночам. Я бы давал им деньги просто так. Я бы школы организовал, чтоб там царили свободный дух и любовь к человеку, как в Царскосельском лицее! Я бы сделал так, чтобы люди перестали воевать. Чтобы жили в любви и простоте. Открылись друг другу для общения и созидания прекрасных вещей. Для этого нас Бог создал. А мы ищем надуманных объяснений, которые мы высасываем даже не из пальца, а из жопы. Это просто говно, которым мы себя обмазываем вместо любви и простоты! Но скоро люди объединятся и забудут об условностях. Поймут, что мы все живем на одной планете, а не по разным странам. И настанет время, мы будем едины.
Быть беженцем
1 час. Македонская граница
В Европу два входа: парадный и черный. Я пробовал оба.
– Путин-Путин! Медвед! – кричат на парадном.
Это сербский пограничник рад красному паспорту. Автобан абсолютно пуст.
Черный ход – тропинка тремя километрами восточней. По тропинке ползет змея из людей. Мы разные. Сирийцы светлые, как я. Курды смуглые, с усами. Хазарейцы. Персы. Ассирийцы. Афганские таджики. Какие-то вовсе узкоглазые парни. И еще люди с серой кожей. Это когда долго идешь пешком по пыльной стране.
Потом навстречу выходят дети.
– Френд! – кричат они. – Такси-такси, хандред эвро!
Но до деревни – я знаю – осталось немного. И мы идем. Позади пожилой хазареец. С ним жена и дочка. В Иране в них стреляли. В Турции отобрали еду. В Греции натравили собак. В Македонии избила полиция. А идут они месяц.
Это я узнаю потом. А пока я вижу, как человек спотыкается, падает и остается лежать.
2 часа. Деревня и Антигона
Впереди деревня Миратовице, солнце заходит за минареты. Хрипло, в записи, поет муэдзин. Это Сербия, но в грязных домиках под красной черепицей живут албанцы, мусульмане. Фермер гонит скот с полей. Люди и коровы выходят на деревенскую площадь.
Там тоже люди – другие. Молодые, в чистом. Видно, волонтеры. Кто-то сует кулек: хлеб, сок, яблоко. Никто тут не знает нашего языка. Ни арабского. Ни фарси. Ни урду. Ни дари. Ни моего русского. Зато они улыбаются. Особенно одна девушка. На груди ее имя латиницей – Антигона – и арабские закорючки.
Первыми ее обступают курды. «Гараж! – кричат. – Гараж!» Это «город» на их языке. Были бы арабы, кричали бы «аль-медина».
Волонтеры старательно улыбаются. До города Прешево семь километров. Там лагерь, там кормят и выдают бумаги. До города ходит бесплатный автобус. В автобусе едем мы.
5 часов. Лагерь в Прешево
Раньше тут была работа: растили табак, сдавали на склад. Потом гражданская война, как в Сирии. С прошлого века склад стоял пустой, теперь там лагерь. На первом этаже записывают, кто ты и откуда. Отпускают грехи, даже если ты пришел по тропинке. Выдают бумагу: право пересечь страну за 72 часа. На исходе этого срока ты нелегал.
Нас выгружают. Полицейские в масках от заразы, одному не хватило – перевязался шарфиком. Рамки металлоискателей. Тенты. Номера от 1 до 1000. Талоны на еду, врачебный осмотр, бумаги, только потом сон. На втором этаже кровати. Ждать долго – часы.
Поэтому я ускользаю, и часть ускользает со мной. Мы идем в «Арнольд» – номера над главной городской качалкой. Единственный отель в радиусе ста километров. Тут за 20 евро ночуют самые богатые беженцы. Вентилятор не крутится, вода не льется. Но есть кровати, и мы засыпаем, не раздеваясь.
13 часов. Албанские волонтеры
– Они пришли в июне, – говорит Валон Арифи, шеф «Молодежного офиса Прешево». – Встали у полицейского участка. Ждали бумаг. А мы – Антигона, Бехар, все мы – там живем неподалеку. Пустили их к себе ночевать. Кормили. Через три недели правительство наконец устроило лагерь. А мы стали при нем волонтерами. Тридцать человек. Пять бесплатных автобусов. Работаем с утра до полуночи. Так-то я дизайнер.
Антигона грузит людей в автобус. Бехар флиртует с арабкой в модном хиджабе. Англичанин Гарольд раздает воду и яблоки. Он монтирует водопровод в Косово, взял отгул поволонтерить.
Бутылка лопается под автобусным колесом. Курдка падает в пыль и ревет. Она боится громких звуков, похожих на выстрелы. Так говорит ее дочь, Мариам. Она немного знает английский, и группа беженцев из Алеппо выбрала ее переводчицей. Ей 11 лет. Ее школу взорвали.
15 часов. Просто албанцы
– Что вы делаете?
– Ничего.
– Где работаете?
– Нигде.
– Как веселитесь?
– Вот – сидим.
– А почему у всех немецкие машины?
– «Вестерн Юнион»!
В лучшем кафе, где коньяк «Скандербег» запивают газировкой, я познакомился с интеллигенцией города Прешево.
Ндерим – безработный экономист, изучал банковское дело.
– Видишь тут хоть один банк?.. Зато брат у меня нашел женщину в Германии, в Аахене. Работает на пивоварне. Кормит всю семью. И так все в Прешево живут. Мы не против беженцев, потому что сами хотим, как они. Хотим жизнь получше. Только у нас пока не воюют.
Дали – безработный монтажер, раньше растил табак.
– Мой был хороший, но по пять евро за кило. А турецкий плохой, но по два евро. Они тут все приватизировали и стали покупать турецкий. Я и пошел на телевидение. В бывший дом культуры, где у волонтеров офис. К нам туда сам американский посол приезжал, в меня охрана из винтовок целилась! Но там уже восемь месяцев не платят. Думаю теперь пойти подметать за беженцами, кормить их. 350 евро в месяц, отличное начало!
– Почему не в Белград? Там есть работа.
– В Белграде хорошо. Сербам. Но не албанцам. Не албанцам.
17 часов. Как забить автобус
Из Прешево в Белград никогда ничего не ходило. Теперь площадь у лагеря вся в автобусах. Билет – 60 евро, если ты нелегал. И 25, если получил бумаги. Чистая прибыль с автобуса – тысяча. Таксисты ту же тысячу имеют с одного человека и везут сразу до венгерской границы.
Я вписался в автобус к Павлу. Он знает только сербский и албанский.
