Сутки спустя там же, на площади Свободы, начался другой митинг – несанкционированное «Шествие национального флага». Потом написали: тысячи прошли маршем по Минску, не встретив сопротивления. На самом деле было их человек пятьсот, а вели их Николай Статкевич и Владимир Некляев, бывшие политзэки, звезды и жертвы 2010 года. Тогда Лукашенко одним махом прихлопнул оппозицию, дав протестующим от 15 суток до пяти лет. А тем, кто на свободе, только и осталось, что хлопать на площадях в ладоши.
– Неправда, что Украина проиграла свободу! – сказал Некляев в мегафон, и люди радостно взревели. – Неправда, что Украина проиграла демократию. На пути к демократии ее уже никто не остановит. И белорусы тоже с пути не собьются. Это путь к нашей независимости, к нашей государственности. И сегодня мы с вами прошли маленький отрезок пути к нашему с вами будущему!
По-белорусски все это звучало гораздо красивей.
Люди оделись как пять лет назад: удобные ботинки, чтобы бежать от тихарей, большие рюкзаки, чтобы продержаться в камере хоть пару суток. Люди вели крамольные разговоры.
– Короткевич – липовый демократический кандидат. Улахович – липовый провластный.
– А Гайдукевич?
– Липовый липовый. Бойкот выборам!
Ждали: милиция прыгнет из подворотен. Ждали: будут винтить. Но ничего не случилось. Только шли по бокам, как почетный караул, крепкие мужчины в черном. Десятки мужчин.
Вышимайка и политика
– Сегодня пьешь с ними коньяк в деканате, а завтра тебя вызывают на ковер: на хрен ты лезешь в эту политику? Жизнь сломать хочешь?
Про таких, как мой собеседник, кандидат Улахович сказал: «Ну, прессуют их, бывает. Но вот ты ответь: ты националист, ты ходишь, тусуешься, а где ты работаешь?»
Павел Белоус работает сам на себя. Он с друзьями придумал первую настольную игру на белорусском языке. Первый интернет-магазин белорусской символики. Первую футболку с народным орнаментом – вышимайку. Первый национальный speed-dating. В 2011 году, на руинах белорусской политики, он выбил у Европы грант – не под политику, а под культуру. 400 долларов, чтоб оплатить аренду. Так возникла «Арт Сядзіба» («Арт-Усадьба»).
– Мы еще не знали, что такое лофты и коворкинги. Просто сняли помещение на заводе «Горизонт» – телевизоры такие знаете? Диван с квартиры привезли. И начали движуху, чтобы популяризовать белорусскую культуру. В Минске, если хочешь провести концерт, надо пойти в ДК, получить разрешение. А нам достаточно написать «Вконтакте» – и все, играй концерт. Делай что угодно, только если не трэш и не мастер-класс по варению конопли. Ну а потом мы начали проводить школы арт-менеджеров, журналистов…
А потом их начали давить. За четыре года «Арт-Усадьба» сменила шесть помещений. Иногда честно признавались: извините, ребята, но нам позвонили. Чаще поводы были надуманные. Под выборы Лукашенко смягчился, и сейчас у «Усадьбы» офис и маленький магазин на главном городском проспекте. Целая лавка бело-красно-белых кружек, футболок, чехлов для айфонов.
– Думаю, власти боялись нашей неподконтрольности. Мы же никогда не просили денег у государства. Чиновники от нас уходили в шоке. Что это такое? Почему все стены в граффити? Они думали, что если ты говоришь на белорусском языке, значит, ты стремный чувак и оппозиция.
– Но вы не оппозиция?
Мой симпатичный собеседник запнулся и с осторожностью на меня посмотрел. А я вспомнил слова одного белорусского приятеля: «У нас есть такая национальная игра: кто среди нас гэбист. Или найди шестерку среди своих. Шутка».
«Амарока» и Самбука
Главный минский клуб «Бродвей» закрыли сразу после прошлых выборов, не за политику. Просто гастролирующая порнозвезда Катя Самбука по ошибке разделась не до трусов, а дальше, к тому же мастурбировала на сцене. Для досуга остались гламурные клубы и главный из них – Dozari. В надежде склеить иностранца или хотя бы программиста сюда едут девушки из провинции. Пьют и танцуют как в последний раз. Наутро отстегивают ресницы и едут обратно в свои Ганцевичи, Осиповичи, Барановичи.
Но есть и другой Минск.
– Если ты поешь по-белорусски – это уже политика. Если ты просто носишь вышимайку – это политика. Это не мы так решили, так за нас решили наверху.
Дмитрий Афанасенко – фронтмен панк-группы «Амарока» («Галлюцинация»). В Dozari ее не пустят. Играет она там, где шумно, прокурено и говорят только по-белорусски. Дмитрий носит бело-красно-белую вышимайку и все мои грамматически-правильные «Белоруссии» поправляет на политически верную «Беларусь».
– В вышимайке я и сам расцветаю, и люди на меня смотрят с удовольствием. Хорошо быть белорусом, такой месседж. Это важно. А то страх сидит в обществе. Не суйся, не лезь, сиди, работай, расти детей, делай, что говорят. А знаешь, почему так? У нас в каждой семье по репрессированному. Это глубоко. Это историческая память. Люди не Лукашенко боятся. Они боятся власти. Они знают, что никогда во власти не было и не будет нормальных людей.
Дима – анархист. Его «Амарока» играет «позитивный панк-рок». Но глаза у него грустные. У всех белорусов грустные глаза.
– На концертах нам говорят: «Спасибо за то, что вы делаете». А что мы особенного делаем? Просто поем. Нет, я не боюсь, что после выборов Лукашенко закрутит гайки. Он же не запретит мне петь. Любая система закончится. А мы останемся. И не страшно, если это станет просто бизнесом. Вот «Арт-Усадьба» была первая, кто стал продавать футболки с орнаментом. А теперь двадцать пять таких фирм. И все ходят в вышимайках. А Паша Белоус на эти деньги квартиру строит.
– Квартира – это хорошо. Но мне кажется, вы построили себе уютное гетто.
– Это не гетто. Это оазис. Вон там – гетто.
И Дима махнул рукой в окно, на Минск.
Дятел и правильный выбор
В день выборов меня разбудил дятел. Настойчиво и безнадежно долбился в стену панельного дома. Светило солнце, двое маленьких белорусов запихнули третьего в карусель и тыкали палкой. Спокойное воскресное утро в центре Минска.
«А можа, так и трэба», – подумал я и почувствовал, что становлюсь белорусом. Да еще и на местную симку пришла эсэмэска: «Избиратель! Прими участие в выборах! Твой голос важен! Центризбирком».
Нарушителям в вышимайках на почту пришла вежливая рассылка: «Для предотвращения западных провокаций 11 октября требуем сделать правильный выбор и находиться дома, не поддаваясь на оппозиционные возгласы».
В метро каждые пять минут напоминали: надо проголосовать.
Участок номер 60 – школа в Уручье, благополучном минском «примкадье». Все почти как в России. Во дворе – картошка с уценкой, в кафе – пиво и пирожки, из магнитофона русская попса, мрачные женщины в ряд – избирком – и совсем уж угрюмые наблюдатели. Ростовой портрет Лукашенко в холле.
И никого.
– Немедленно заплатите мне за фотосъемку! Немедленно! – наблюдательница от Лукашенко негодовала, увидев камеру.
