— Пр’стите, — говорит девушка.
Судя по голосу, она совсем юная.
— Слишк’м поздно явилась. А т’перь зал’зайте в багги и прочь п’едем. Как бы др’гие сюда не п’жаловали.
Голос высокий, говорит отрывисто и проглатывает половину звуков. Я когда-то читал про особое произношение, адаптированное под разреженный воздух, но понятия не имел, как оно звучит. Плюс маскианский акцент. Экзотическая штучка. Сквозь экран шлема мне удается разглядеть светлый локон и большие зелено-голубые глаза. Я уже упоминал, что она очень высокая?
— Мы — последние, кто остался? — спрашивает Бойцовый Петух. — Я имею в виду, наша рота…
— Не видела ник’во кроме. Кто’о п’стил радиосигнал час на’д. Я откликнулась и вас н’шла.
Диджей случайно активировал рацию в фонтане и, сам того не зная, спас нам жизнь. Известил о нашем присутствии всех в радиусе ста километров.
Мы плетемся к автобусу, цепляясь друг за друга. Диджей и Мишлен ведут под руки генерала Квака.
— Второе поколение? — интересуется Диджей у фермерской женушки, когда та возвращается, чтобы помочь.
Мы общаемся по рации.
— Не хами, — одергивает его Тек.
— На Марсе р’жденная, — подтверждает она. — То’ко парни? Д’вушек нет?
— Ни одной, — отвечает Бойцовый Петух.
— Скверно! Т’да ведите с’бя х’рошо.
Она по очереди помогает нам забраться в шлюзовую камеру.
— П’местимся все, т’плива в самый раз до штольни д’ехать.
Ну и чудесно. Что бы ни скрывалось за этим странным названием.
Наша спасительница втаскивает в машину генерала и протягивает руку мне. Наши глаза встречаются. А она сильная — для такой-то худышки.
— Д’бро п’жаловать на борт, мастер-сержант Майкл Венн.
Маскианка читает имя на моей нагрудной нашивке, старательно выговаривая каждый звук.
Я расплываюсь в улыбке.
— Спасибо.
— З’лезай шустрее, — уже менее любезно добавляет она.
Я пробираюсь в тесную шлюзовую камеру последним. Девушка задраивает входной люк и раздает нам щетки странной формы. Никогда не видел таких. Фирма «Дайсон». Пыль исчезает словно по мановению волшебной палочки, всего несколько минут — и на нас ни соринки. Маскианка швыряет щетки обратно в ящик.
— Техн’логия «Геккон», — ухмыляется она и открывает люк во внутреннюю кабину.
Мы протискиваемся вслед за девушкой. Салон довольно просторный, два на четыре метра, сквозь лобовое стекло видны ров, насыпь и скорбно застывшие в воздухе лопасти китайского фонтана.
Уходящая вдаль полоска горизонта.
Девушка — по земным меркам ей не дашь больше двадцати трех, по марсианским — в два раза меньше — садится за руль и заводит машину. Автобус отзывается жалобным стоном и электрическим урчанием мотора. Мы оставляем ров позади, поворачиваем на север, а немного погодя на юго-восток.
Устраиваемся как можем — кто примостился на лавку, кто на подвесные сиденья. Салон заставлен всевозможными ящиками и сундуками до такой степени, что развернуться негде, но мы не жалуемся.
— Трясти б’дет, — предупреждает маскианка. — Пр’стегнитесь или за петли п’двесные х’тайтесь.
— Пристегните ремни, джентльмены, нас ожидает ухабистая поездка!
Ви-Деф пытается изобразить хрипловатый женский голос. С хрипотцой проблем не возникает, но в остальном — полный провал. Копирует, как обычно, какую-нибудь кинозвезду. Не могу понять, кого именно, но мне все равно нравится. Сейчас мне нравится все на свете.
Тек и Мишлен хлопочут возле корейского генерала. Края его ран потемнели, стали багрово-фиолетовыми. Дело дрянь. Едва ли Квак протянет дольше нескольких часов. Он поминутно теряет сознание и бессвязно лепечет что-то по-корейски.
Девушка полностью сосредоточена на дороге. Я озираюсь по сторонам. Багги оснащен очень примитивной системой навигации. В потолок автобуса встроено нечто, напоминающее визирную трубу. Очевидно, для наблюдения за звездами. Нижняя половина лобового стекла защищена антипылевыми сетками. Боковых окон нет, и нам не видны проносящиеся мимо марсианские пейзажи.
Мы отхлебываем из переходящей по кругу бутылки. Вода безвкусная, но никто не отказывается, даже Квак делает пару глотков.
Я снова начинаю чувствовать себя человеком.
— Сбросьте эрмоскафы, — велит маскианка.
— Будет сделано, мэм! — браво отзывается Диджей.
На его лице играет бандитская ухмылка.
— Вытряхните лишнее, а к’стюмы на подзарядку п’ставьте, — продолжает она.
На обучении нам рассказывали, что каждая марсианская колония говорит на собственном наречии, а в некоторых лагерях изобрели даже новые языки, но их изучение не входило в нашу программу.
— Вытряхните сор из эрмоскафов в в’дро. Д’маю, у м’ня п’дходящие фильтры н’дутся. Сзади, правый верхний ящик. Как п’чиститесь, обратно н’деньте. Сразу как пр’будем, н’ружу п’дем.
Те из нас, кто в состоянии подняться, выполняют ее указания. Фермерская женушка, видно, любит покомандовать, но мы совсем не против. Наш инструктор в Хоторне обобщенно называл так женщин-маскианок. Помню, как он наставлял нас: «Не воображайте, что спасете всех этих фермерских женушек… Даже не лезьте к ним. Им на вас насрать, вот и относитесь к ним так же». И все в таком духе.
Но сейчас меня распирает от благодарности. Так, наверное, чувствует себя приютская дворняжка, спасенная за миг до того, как ее швырнут в газовую камеру.
Мы всего лишь псы войны, которых приютила высокая и сильная фермерская женушка.
Мы едва успеваем снять гермоскафы, как грузовик съезжает с ровного плато, и начинается болтанка. Девушка не преувеличила — трясет так, будто мы бороздим стиральную доску. Интересно, что представляет собой восточная штольня?
— Ну как тут не вспомнить Райсули?
[10] «Счастлив тот, кто знает, куда лежит его путь», — декламирую я.
Космодесантники обожают кино про войну в пустыне, даже если смысла в этих фильмах как кот наплакал. Ви-Деф озадаченно хмурится. К моему удивлению, он не узнает цитату.
Нас то и дело подкидывает на колдобинах, но Тек и Казах как-то ухитряются почистить и заменить фильтры. Они снова натягивают гермоскафы и возвращаются в переднюю часть кабины. На очереди Мишлен. Я решаю, что торопиться некуда. Сейчас я на седьмом небе просто от того, что я выжил, что я дышу. Смакую это чувство.
Во мне снова просыпается вкус к жизни, а вместе с ним и желание закадрить фермерскую женушку. Спросить, тяжело ли ей живется в Красной пустыне, и что я могу сделать для нее, и всякую другую чушь, которую несут мужики, когда гормоны зашкаливают. Но Мишлен, разумеется, встревает первым. Он настолько уверен в собственной неотразимости, что даже Тека не воспринимает как конкурента.
