Жалкое зрелище собаки Павлова, раздираемой инстинктами. Я все-таки встал, неспешно подошел к шкафу, взял с полки коробочку неткома, все также неспешно подошел к дивану, и только удобно развалившись в нем нажал на кнопку. И промолчал, поборов искушение выдать в эфир свой старый позывной.
— Кас, Кас, Третий вызывает Каса. Кас, ответь. — зашипел динамик. Раньше связь никогда не сбоила и не шипела — даже под водой сигнал был чистый. Неужели все-таки нетком испортился со временем?
— Ты не третий — ответил я. Третий умер десять лет назад. Старик был старше меня.
— Да, говорит полковник Джек Ковальски. Сын Джеффа Ковальски. Когда я пришел на место отца, мне разрешили взять его позывной. Ты должен помнить меня, Кас. Мы встречались.
Я помнил белобрысого мальчугана, как-то на офицерской елке по случаю рождества. Читал какие-то стишки…
— Ты не третий. А я не Кас.
— Как не Кас? Кто вы?
— Кас умер двадцать лет назад, когда ваши крючкотворы списали его на берег один росчерком в идиотском законе о запрете мутаций. Вот тогда вы и похоронили Каса. А теперь тут живет гражданский человек, по имени Алекс, который ни хрена не может понять зачем его оторвали от обеда и пытаются заставить откапывать покойника из могилы.
— Кас. Я все понимаю. Отец ушел в отставку вместе с вами. Он не мог выдержать расформирование и увольнение целой боевой бригады, и прожил он после этого совсем не долго. Ты знаешь каково это, и я знаю. Я хоронил отца из-за того же чертового закона, хотя он не проходил никаких мутаций. Он был честным офицером, который знал, что такое честь и долг. И поверь, мне не легко было решиться вызвать тебя сегодня, потому что я понимаю, что ты думаешь и чувствуешь сейчас. Но я тебя прошу, ради отца и ради того долга, который кое-что значил и для тебя…
— Так зачем тебе нужен гнилой покойник из могилы?
— Есть работа Кас.
— Не смеши меня — я взорвался и начал орать — у тебя там полный выводок молодых бойцов, которым не запрещено работать под водой потому, что их гены стерильны как постель девственницы. На кой черт тебе сдался старик-мутант, поставленный гребанным правительством вне закона?
— Ты ведь живешь в Нико-тауне?
— Я, как и полагается по закону известил службы контроля об этом.
— У вас сегодня были чужаки, Кас? Двое или трое незнакомцев, которые проехали к побережью?
Моя спина опять поймала холодные мурашки, и я перестал орать.
— Да, Джек. Были. Один из них со следами гидролизника на морде.
— Это майор морского десанта, Кас. Бывший майор с сегодняшнего дня. Давно они были у вас?
— С утра. Но какого черта ты расспрашиваешь меня о том, что тебе должен был рассказать полицейский?
— Кас, скажи — сигнал неткома чем-то глушится?
Тут я вспомнил, что вот такое же шипение неткома я слышал как-то раз, когда мы действительно работали под прикрытием глушилок.
— Да, Джек, слышу тебя с трудом, честно говоря.
— Это Берта, Кас. И она в активном режиме.
— Берта? Боевая подводная платформа на этом побережье?
— Да Кас. Как понимаешь, об этом до сегодняшнего дня никто не должен был знать. Станция находилась в глубокой консервации. Знаешь, эти стратегические секретные запасы на черный день… Ее активировали четверть часа назад и тогда же связались с нами. Станция захвачена — не спрашивай, как это возможно, я не знаю. Захвачена с умом — распознавание свой-чужой отключено, активная оборона на максимум. В обычное время это означает полную демаскировку, но эти сволочи и не прячутся. Они выдвигают требования, иначе завтра на рассвете станция перейдет в боевой режим.
Кас… Я не буду грузить тебя подробностями политики… но эти требования — мы не можем их выполнить даже под дулом пистолета. Даже под таким дулом.
Как ты понимаешь, ни один из наших бойцов к Берте даже близко не подойдет, ибо в активном режиме механику и электронику она сечет с нескольких десятков миль, и гидролизники гасит с вероятностью 100 % еще на подходе до расстояния выстрела.
Когда эти бюрократы принимали закон о чистоте генома и запрете профессиональных мутаций никто из них даже близко не мог подумать, что настанет время, когда нам придется сражаться с древней платформой, к которой никто из генетически чистых бойцов даже подплыть не сможет, ибо дышать они могут только с помощью электроники.
— Пошли людей с простым аквалангом. Баллон из пластика, респиратор из органики — мне что ли тебя учить.
— Берта на глубине в полтора километра. Была. Судя по всему, ее сейчас перемещают еще ниже. У вас же тут разлом рядом.
Я присвистнул.
— Джек, ты хочешь сказать, что кроме стариков из моего подразделения с этим больше никто не может справиться?
— Кроме тебя, Кас. Ты последний. Все остальные уже ушли.
— Ушли к ней?
— Да, Кас. Ты один остался. Вертолет с оборудованием будет у тебя через час. Подготовься. Точные координаты Берты мы тебе дадим. Как ты понимаешь, если до рассвета станция не выйдет из активного режима, то мы будем вынуждены вступить в бой. Это значит стереть с лица земли не только ваше побережье, учитывая активные системы защиты Берты. Дай бог мы сумеем подавить эту защиту до того, как эти сволочи пустят термоядерный заряд в сторону одной из столиц.
— Ты даже не спрашиваешь моего согласия, сынок.
Голос человека на той стороне изменился. Следующую фразу он практически прошептал:
— Я же знаю, что ты все отдашь за еще одну ночь там…. Удачи Кас.
На сборы мне понадобилось совсем немного времени. Вертолет должен был привезти все необходимое оборудование, поэтому с собой надо было взять разве что нетком. Еще некоторое время я просто ходил по дому, прикасаясь к каждой вещи, что сопровождала меня последнее десятилетие. Старый стол, мое кресло, фото на стене, где мы все еще молоды и красивы, блестим аксельбантами и белоснежными улыбками. Старое ружье для подводной охоты, которое я иногда брал на рыбалку. В каждой из этих вещей была частичка души, которая навсегда оставалась в этом доме. Я попытался представить, как себя могут ощущать осиротевшие вещи. Поежился от нахлынувшего ощущения, взял со стола нетком и открыл дверь.
На пороге стоял Шериф.
— Куда-то собрался, Алекс? — по его интонации я так и не понял, было ли это вопросом или констатацией факта.
— Да, Джон — вот решил к морю пройтись, посмотреть пойдет ли рыбалка вечером.
— Не пойдет, Алекс. Ни сегодня, ни завтра не пойдет… Посиди лучше сегодня дома.
За его спиной, метрах в двадцати от моего крыльца маячил единственный помощник шерифа. Редко, когда видел его с дробовиком в руках. Боятся. Все-таки боятся.
Повисла неловкая пауза.
— Что тебе пообещали эти парни, Джон?
