— Ссора? С дракой!
— Вероятно.
Но все-таки, хотя бурное выяснение двух любовников и могло объяснить разгром в квартире, Саше казалось каким-то странным то обстоятельство, что все вокруг перевернуто вверх дном, просто какой-то кавардак. А стол с нарядной свисающей до полу и стелющейся по нему скатертью, неустойчивыми бокалами и фарфоровой вазой с длиннющим, словно у журавля, горлом, стоит себе и стоит. И ведь скатерть такая большая и такая длинная, что лежит на полу красивыми складками, но никто на нее не наступил. И стол сам по себе шаткий: тронь его, и все на нем попадает. И все же стол с остатками ужина торжественно красовался посреди разгрома, словно прекрасный тропический остров посредине разбушевавшихся вод океана. Остров защищает мелководье, а что защитило этот стол? Почему он уцелел?
— Пойдем дальше.
Следующая комната должна была быть спальней. Здесь стояла широченная кровать, и из мебели вроде бы все. Вроде бы — потому что сказать точно не представлялось возможным. Саша почти что с ужасом оглядывалась по сторонам. Такой запущенной и захламленной комнаты ей видеть давно не приходилось. А если говорить совсем откровенно, то никогда не приходилось.
Вещи здесь были не просто разбросаны, как во всей другой квартире, они громоздились целыми горными грядами, поднимались горными пиками, спускались в рубашечные долины и уходили в коробочные каньоны. Где-то под этими насыпями из всевозможного хлама мог оказаться и комодик, и тумбочка, и стулья. Но увидеть их было нельзя из-за покрывающих всю комнату вещей, сумок, тренажеров, велосипедов и даже мягких игрушек.
Как уже говорилось, из видимой мебели здесь была только кровать. Она избежала общей участи быть захламленной, все-таки ею время от времени пользовались по назначению. Кровать была вроде как застелена. Во всяком случае, она была укрыта сверху толстым меховым покрывалом, которое почему-то топорщилось и вздымалось какими-то непонятными буграми. Но если в другой квартире это вызвало бы удивление, то здесь было совсем даже не странно, а в порядке вещей.
Саша терпеть не могла такой неряшливости. Ее стало потряхивать, едва она вошла в эту квартиру. В прихожей она едва удержалась, чтобы не рассортировать обувь хотя бы по парам. В гостиной у нее руки уже буквально чесались что-то переставить, вытереть пыль, убрать пустые коробки. В спальне зудеж достиг максимума.
И Саша не удержалась. Она потянула покрывало за угол, желая его поправить. И вдруг оно зашевелилось!
— Ай! — взвизгнула Саша, отпрыгивая от кровати. — Там кто-то есть!
Покрывало продолжало шевелиться, а потом вдруг зарычало. Это было так страшно, что Саша сама не заметила, как одним длинным прыжком оказалась у дверей. Вася остался на месте. Герой!
— А ну! — строгим голосом произнес он. — Вылезайте, кто там есть! Вылезайте с поднятыми руками!
Покрывало ненадолго перестало шевелиться, словно удивляясь такому приказу. А потом шевеление началось снова. Бугры стали перемещаться от центра кровати к краю, а потом из-под мехового пледа выглянула всклокоченная светлая голова, которая с недоумением уставилась на друзей.
— Вы кто такие?
— А вы?
Но голова продолжала возмущаться:
— Что вы делаете у меня дома?
— Дома? Постойте, вы — Данила?
— Он самый.
— А вы нам нужны. Мы вам звоним все утро, а вы не отвечаете.
— Все утро? Который же теперь час?
— Уже полдень скоро.
— Полдень!
Даня ахнул. Потом он пулей вылетел из-под покрывала. Саша снова взвизгнула и стыдливо отвернулась.
— Здесь дама! — возмущенно воскликнул Вася, вставая так, чтобы заслонить голого Данилу от Саши.
Сам Данила, ничуть не смущаясь присутствия Саши, начал прыгать на одной ноге, пытаясь второй попасть в свои трусы.
— Как это получилось? — бормотал он. — Сам не понимаю. Я не мог проспать! Сколько сейчас времени, говорите?
— Полдень.
— О, какой ужас! — застонал Даня. — Кошмар! Мне же на работу надо.
— Вас там и впрямь обыскались.
— Да, я должен бежать.
— Мы вас подвезем. Но сначала скажите: что здесь такое было? Обыск? Переезд? Ремонт?
— Какой еще ремонт?
— Все вещи разбросаны.
— Разбросаны?
Кажется, Даня не понимал, о чем идет речь.
— Все в порядке, — пробормотал он.
— Где же порядок? Все вверх дном.
Но Даню больше интересовала его рубашка. Он искал у нее рукава, но не находил.
— Просто мне так удобно, — наконец произнес он.
— Хотите сказать, что у вас всегда такой…
Вася хотел сказать, «бедлам», но постеснялся обидеть хозяина и замялся в поисках подходящего сравнения. Ничего не приходило на ум.
И Вася с преувеличенной бодростью произнес:
— Что же, тогда я рад, что все в порядке.
Данила ему не ответил.
— Если вы торопитесь, то мы вас подвезем, а заодно и поговорим по дороге.
Но Данила вдруг потерял всякое желание куда-либо бежать или ехать. Справившись с трусами и почти одолев рубашку, он теперь и не думал искать остальную одежду. Так и остался с голым торсом и в одной тапочке. Вторая находилась среди коллекции бабочек, развешанных и расставленных вдоль стены. Между махаоном и павлиньим глазом нашлось место и для мужской тапки сорок третьего размера. Как она там могла очутиться? Вася проследил траекторию от кровати до места падения. Наверное, уже лежа в кровати, хозяин взбрыкнул копытом, и тапка грациозно спланировала к бабочкам. Интересно, зачем Даня проделал этот трюк? Небось, свою случайную подружку повеселить хотел.
— Как мне худо, — пробормотал Даня, буквально валясь в этот момент обратно на кровать. — В голове словно подстанция гудит! И тошнит.
— Это от шампанского, — услужливо подсказала Саша. — Вы вчера перебрали.
— Мы выпили всего бутылку. Я сейчас умру! Башка просто раскалывается!
— Могу поискать вам аспирин. У вас есть аптечка?
— Где-то была.
Где-то! Да легче найти иголку в стоге сена, чем что-то в этой квартире. С иголкой — вооружился мощным магнитом, и оп-ля! А здесь?
Между тем Данила обхватил голову руками и жалобно застонал, не вставая с кровати.
— О-о-о… У-у-у…
— Я поищу у себя, кажется, у меня был в сумочке анальгин.
Саша порылась в сумке и впрямь нашла половинчатую упаковку этого надежного и проверенного средства. Конечно, врачи неоднократно предупреждали Сашу о том, что советский анальгин — это далеко не самое безопасное средство, от него страдает и сердечно-сосудистая, и желудочно-кишечная, и нервная системы. И вообще весь организм выходит из строя. Врачи приравнивали анальгин чуть ли не к яду, запрещая к нему даже приближаться. Но Саша пила это лекарство настолько давно и помогало оно ей настолько хорошо, что на все предостережения врачей она плевала. Точно так же поступала и ее мама. Правда, мама скончалась, когда ей не было еще и шестидесяти пяти, но это уже детали. В общем, пока что Саша не нашла подходящий аргумент, чтобы отказаться от любимых таблеток.
