За первую неделю на службе ничего не произошло, я томился в
ожидании заказов, все-таки такую зарплату отрабатывать надо. Глеб Модестович
успокоил, от меня пока что требуется только готовность и знание ситуации в
мире. По тому, как он сказал «в мире», я с холодком восторга понял, что нашими
разработками пользуются и коллеги за рубежом.
Возвращаясь с работы, обнаружил, что в большом лифте нашего
дома вдрызг разбили зеркало. А вечером квартиры обошел тот мужчина, с которым
мы ехали в лифте, стараясь не особенно вступать в лужу мочи, пригласил через
час спуститься в холл на собрание жильцов.
Собралось едва ли треть из живущих, обсудили проблемы,
выбрали председателя домового комитета, конечно же — самого инициативного,
а именно того, с кем мы ехали в злополучный день, после чего договорились,
сколько платить ежемесячно за улучшенную охрану, и тут же с облегчением и
осознанием выполненного долга разошлись. Днем спустя, возвращаясь с работы, я
наткнулся в холле на крепкого усатого дядю в пятнистом комбинезоне десантника.
И хотя эти комбинезоны продаются в любом магазине и на любом базаре, но этот
дядя показался в самом деле достаточно крупным, бывалым и побывавшим.
Он сидел в кресле и смотрел на дверь, так что я сразу попал
под прицел его холодных глаз. Поднявшись, он загородил дорогу.
— Кто? К кому?
Голос звучал зло и недружелюбно. Я ответил почти тем же злым
и раздраженным тоном:
— К себе! А что, надо разрешение?
— Надо, — отрубил он. — Документы есть?
— Не ношу с собой, — отрезал я. — А что,
надо?
— Кто может подтвердить, что вы здесь живете?
Я, все больше заводясь, назвал номер своей квартиры, он тут
же отыскал ее в списке, но сказал с сомнением:
— А откуда видно, что вы и есть Евгений Черкаш?
Из лифта вышла пара жильцов с собачкой, раскланялись со
мной. Дядька указал на меня, те заулыбались и подтвердили, что все верно, я
владелец квартиры в этом доме, но какой, не знают.
Дядька кивнул мне:
— Проходите. Служба такая.
— Порядочки, — фыркнул я. — Полицейское
государство!
Сегодня, возвращаясь с работы, снова увидел того же усатого
дядьку. Он мазнул по мне цепким схватывающим взглядом, сравнил с тем фото, что
отпечаталось в его мозгу, и вопросов больше не задавал. Я прошел мимо к лифтам,
подумал, что вообще-то не так уж плохо, когда на входе такой вахтер. На самом
деле уже не вахтер, а военизированная охрана, но все по привычке называли его вахтером,
тем более что как раз и несет вахту.
Потом сменили и остальных двух теток, что обычно смотрели
телевизор и вязали одновременно, а кто в это время проходит в дом, им без
разницы. Мужчины же относятся к своим обязанностям серьезно: даже тех, кто уже
не раз приходил в гости, задерживали и сами звонили хозяевам: в самом ли деле
ждут таких-то… фамилия неразборчива… Или же эти называют вас для отвода глаз, а
сами пойдут грабить квартиры на других этажах?
В первые дни это смешило и раздражало, но, когда в соседних
домах, где вахтерами оставались мирные бабульки, какие раньше были у нас,
прокатилась волна квартирных ограблений, а в нашем доме ни одной кражи, даже
самые ворчливые признали, что бдительность — роскошь совсем не излишняя.
Но кражи — это что-то из разряда ЧП, а вот что в лифтах
и на площадках теперь всегда чисто, зеркала никто не бьет, на лестнице не
встретишь укуренного наркомана, неизвестно как сюда попавшего, а то и компанию
пьяных парней и шлюшек, что оставляют после себя гору бутылок, окурков, шприцов
и прочего мусора, — это здорово.
Раз в неделю Глеб Модестович собирал всех на планерку. Я не
знаю, что такое планерка и какой бывала раньше, словцо дошло из того времени,
когда у власти были коммунисты, но сейчас это свободный треп и жаркий обмен
мнениями. Тему обычно задавал Глеб Модестович, а дальше то ли брейнсторминг, то
ли обычная брехаловка. Иногда наши разговоры напоминали болтовню поддатых
грузчиков у пивного ларька, когда те берутся рассуждать о глобальных проблемах
и способах их разрешения, но иногда я ловил себя на странной и пугающей мысли,
что мы скрупулезно разбираем события в разных частях земного шара не просто
так, не просто…
Через месяц я получил пять тысяч долларов, в пересчете на
рубли, разумеется. И хотя внутренне был готов, но все равно ошалел, получив
несколько пачек в банковской упаковке. Ехал домой и думал: не ограбят ли,
никого не буду подвозить, даже если проголосует красотка с вот такими ногами от
нижней челюсти, а в лифт не зайду с незнакомыми, словно я непорочная девица,
страшащаяся изнасилования…
Через два месяца меня вызвал Глеб Модестович. Очень
серьезный, пригласил сесть, сам встал, прошелся вдоль стены, зачем-то выглянул
в окно.
— Евгений Валентинович, — сказал он, повернувшись
ко мне и глядя в глаза неотрывно, — как вам у нас?
— Я… — сказал я, — просто счастлив.
Я порывался вскочить, трудно сидеть, когда начальник стоит,
да еще если он вдвое, если не втрое старше, но Глеб Модестович повелительным
движением загонял меня обратно в глубину кресла.
— Не подпрыгивайте, могу же я немного размять старые
кости?.. Мне много сидеть вредно. Вы тоже, Евгений Валентинович, вроде бы
прижились. Ваше участие в планерках показывает, что очень хорошо вникаете в то,
что сейчас происходит по всему миру. Ваши идеи, что вбрасываете, очень часто
оригинальны и очень интересны.
— Спасибо, Глеб Модестович.
— Не за что. Главное, ваши идеи… что и как исправить,
при всей оригинальности достаточно реалистичны.
Я позволил себе вставить осторожно:
— Игра ума. Вообще-то это самые лучшие в мире игры.
— Вы правы, — согласился он, добавил со странной
усмешкой: — А что не игры? Как подумаешь, от каких странных вывертов все
зависит… Вы все еще верите, что наша организация — чисто
благотворительная?
Я сказал осторожно:
— Да, но случай с Черкизовским рынком показал, что
иногда мы действуем несколько активнее. Я уже знаю по новостям, что там треть
всех рядов выделено только для местных. И что в московское правительство подано
предложение распространить это нововведение на все рынки столицы.
Он даже глазом не моргнул, в глазах непонятное выражение то
ли одобрения, то ли осуждения.
— Успеваете за новостями следить, — резюмировал
он, — это хорошо. Кстати, такое предложение подано не только в московское.
Надеюсь, пройдет и по всей России. Это вам большой плюсик… Ну, а теперь о наших
баранах. Вы правы, благотворительность благотворительностью, но у нас задачи
несколько поважнее.
Я превратился в слух. Он заметил мое изменившееся лицо,
медленно кивнул.
