И вот впервые мнения абсолютно совпали. Когда в инете
появляется пышногрудая красотка, тут же пацаны пишут комменты: «силикон,
говно!», «а сиськи-то силиконовые», тем самые подразумевая, что говно, или «не
верю, что настоящие!».
Я сперва удивлялся дебилам, дословно повторяющим слова
старух на лавочке перед подъездом. Старухи, правда, в свое время отвергали и
короткие юбочки, и бикини, и краситься было низзя, и ресницы подводить, да и
губная помада — грех, ну хоть про помаду малолетние дурочки молчат, хотя
силиконовые сиськи или гель в губы — это всего лишь само собой разумеющийся
следующий шажок от тонального крема, помады и туши для наращивания ресниц.
Потому я с молчаливым сочувствием наблюдаю, как Тина
приходит на работу вся в тщательно замазанных кровоподтеках, потом даже татуаж
появился, что значит — надо запрятать крохотный шрамик от подтяжки.
Тарасюк первым расправился с пирожным и большой чашкой
травяного чая, ушел, не дожидаясь остальных: дела, дела. Мы еще некоторое время
наслаждались десертом, здесь готовят великолепно, и такой же дружной группой
потопали к своему зданию.
— Хорошо, — сказал Орест Димыч довольно, — и
жизнь, эта, хороша…
— Бабс нету, — заметил Жуков глубокомысленно.
Я кивнул на улицу, к троллейбусной остановке как раз подошла
целая стайка молоденьких женщин.
— А эти что?
— В фирме, — пояснил Жуков. — На легких ролях
их много, но чем выше — тем женщин меньше.
Арнольд Арнольдович молча кивнул, а Орест Димыч заметил с
усмешкой:
— Волнует проблема равенства? Женщины по-настоящему
сравняются с мужчинами лишь тогда, когда согласятся облысеть.
Глеб Модестович хохотнул и погладил свою лысину.
— И еще признают, — добавил он, — что это
весьма респектабельно!
Жуков и Орест Димыч засмеялись, я понял, что
политкорректность в нашей фирме, к счастью, и не ночевала. Думаю, ее вообще не
пускают даже на порог, остановив на входе и тщательно проверив
металлоискателями.
— С женщинами легче работать, — осмелился вякнуть
я. — Они понятнее, проще, предсказуемее. Не то что мужчины… А нам, как я
понимаю, нужен предсказуемый мир.
Глеб Модестович поморщился.
— Евгений Валентинович, мир ни в коей мере не является
предсказуемым. Но мы стараемся сделать его…
Он запнулся на минутку, я подсказал услужливо:
— Предсказуемым!
Он отмахнулся.
— Нет, управляемым. Да, представьте себе! Когда мир
предсказуем, то это всего лишь предсказуемость. В смысле, предсказуемость
пассивна. Но когда мир управляем, а мы стараемся делать именно это, то
становится в какой-то мере и предсказуемым. Если, конечно, все получается так,
как мы планировали…
У меня дыхание сперло, я почти прошептал:
— А что… удается иногда и… управлять?
Он усмехнулся.
— Работайте, Евгений Валентинович, работайте! Все
увидите.
— Со временем, — добавил Жуков.
— И очень не сразу, — уточнил Цибульский злорадно.
— Но увидите, — утешил Арнольд Арнольдович.
Вечером я выкатил из супермаркета тележку с кучей продуктов,
предпочитаю запасаться сразу на недельку как минимум, крутил головой, пытаясь
вспомнить, где припарковал машину, за спиной раздался веселый вопль:
— Женька!..
Толя Ратник, веселый и раздобревший, облапил меня, помял,
руки крепкие, чувствуется человек физического труда, оглядел с головы до ног.
— Что-то ты худой и бледный, как червяк… Мало
получаешь?
— Да нормально, — ответил я, улыбаясь.
Он покосился на корзину из металлических прутьев, где,
помимо хлеба и молока, еще и пакеты с экзотическими сортами сыра, нарезка
ветчины и шейки, банка с красной икрой, десертные редкости.
— Вроде не голодаешь, — сказал он чуть
ревниво, — все грызешь гранит… как ее, науки?
— Как и ты — кирпичи.
Он захохотал.
— Еще как грызу. И, знаешь, нравится. Когда смотрю на
те дома, которые строил, такое чувство удовлетворения, будто Марью Семеновну
трахнул! Ты хоть помнишь ее? Помнишь-помнишь, ее все мальчишки помнят… А когда
мы наконец врубились, почему она этим местом трется об угол парты, разговаривая
с нами на уроке, какой был у нас шок, какие мы планы потом строили?
Я с досадой махнул рукой.
— И не придумали ничего лучше, как мазать углы парт
мелом.
Он помрачнел.
— Да, идиоты были. Мне бы нынешние мозги тогда… Эх…
Я невольно расхохотался.
— Тогда бы ты не только Марью Семеновну, но и Ленку,
что за тобой бегала, а ты не замечал…
— А какие у нас учительницы были, — сказал он
мечтательно, — это только теперь понимаешь, что старше нас всего на
пять-шесть лет, а тогда казались такими взрослыми тетками!.. Самое то бы их
трахать, ночами это самое снилось, а наяву и подумать не могли…
— Ты что-то на учительшах повернут, — сказал я
предостерегающе. — Сам чем занимаешься? Чем занят в этом квартале
банкиров?
Он гордо подбоченился.
— Банкиров? А посмотри вон на тот небоскреб! Офис нашей
компании. Меня, между прочим, назначили прорабом, вон приехал за утверждением.
Говорят, если справлюсь, продвинут выше. Им нужны молодые и энергичные.
— Такие везде нужны, — заверил я. — А что ты
пропал так внезапно? Мог бы позвонить хоть раз за все время!
Он сказал смущенно:
— Да знаешь, у меня так получилось, что и диск в компе
дефрагментнул, и мобильник с тех пор пару раз поменял, так что все телефоны
друзей гавкнулись. Кто живет рядом, те записал заново при встрече, а кто в
другом районе, увы… Когда встречаюсь вот так, как с тобой, записываю заново.
Я удивился:
— Ты че, с Луны упал? В компе теперь бэкап по дефолту,
со старого мобильника просто вынимаешь карту и переписываешь на новый… Может, у
тебя украли?
— Нет, жена настояла, чтобы купил попрестижней. А я к
нему, гаду, никак не привыкну. Чересчур он, сволочь…
— Что?
Он замялся, подыскивая слова.
— Наглый. Смеется, что не те кнопки жму. Всякий раз
выдает такое, что разбил бы о стену! А то, что мне нужно, прячет так, что сам
никогда не отыщу.
— А мануал? — спросил я сочувствующе.
Он раздраженно отмахнулся.
— Двести страниц убористого текста со схемами и
таблицами вдобавок! Вон мой Ванюшка сразу в нем разобрался без всякого мануала.
Но не буду же я с собой таскать ребенка, чтобы объяснял, что и как…
