— Озарение, — ответил я скромно. — Озарение
нашло.
— Ах вы наш гений! И что же придумали?
— Делая секс общедоступным, — сказал я, — и
таким же простым, как почесывание, мы уже сейчас убиваем двух зайцев. Для
основной массы населения, большинства, как всегда подчеркивает наш дорогой
Роберт Панасович, это как для римского плебса ежедневные хлеб и зрелища, без
которых то римское большинство не представляло роскошной жизни…
Глеб Модестович с укором оглянулся на Тарасюка, тот
энергично замотал головой, мол, клевета со стороны молодого поколения.
Цибульский вставил ехидно:
— Только мы, как демократы и расчетливые экономисты,
заставили плебс самих добывать эти хлеб и зрелища. Мы лишь до предела упростили
им работу.
Я кивнул, благодарный за поддержку.
— Вот-вот. А для меньшинства — это низведение
секса до такой ерунды, что на него можно вообще не обращать внимания. Вот так
мы дали начало движению асексуалов, немыслимому в прошлые десятилетия! Молодые
ученые теперь занимаются делом, а не ходят по бабам. Мы стараемся вдолбить в
общество, что сексуальное удовольствие можно получить очень просто:
мастурбацией, виртуальным сексом, при помощи резиновых кукол… и множеством
других способов, не отвлекаясь от дела. Или вообще не обращать внимания на
такую ерунду: ночные поллюции сами сбросят вырабатываемые организмом излишки.
Глеб Модестович морщился, но время от времени кивал, словно
говорил: я этого не одобряю, но так, увы, есть, человек — свинья,
продолжай, только не зарывайся.
— Это понятно, — сказал он наконец. — Но,
Женя, что за гадость вы хотите еще легализовать?
— Вы очень точно выражаетесь, — отметил я.
— Насчет гадости?
— Насчет легализации.
— Так что же?
— Инцест, — ответил я. Все затихли,
переглядывались, я собрал волю в кулак и сказал с нажимом: — Да, инцест!
Да ладно, мне самому такое говорить противно, но ведь нам нужна победа одна на
всех, и за ценой не постоим?.. А цена как раз копеечная. Сейчас, когда только и
слышишь про гомосексуалистов, когда лесбиянки не сходят с экранов телевизоров,
когда трансвеститы… словом, я не могу понять, почему совершенно забыт инцест?
Как раз в нем нет противоестественности! Не надо, как в гомосексуализме,
трахать мужика или подставлять ему свою задницу. И мать, и сестра —
женщины…
Цибульский сказал восторженно:
— Во! Я же сказал — молодое поколение! Со
здоровыми инстинктами. Чувствуете?
— М-да, — воскликнул Жуков задумчиво.
Цибульский произнес хищно:
— Продолжайте, Евгений Валентинович! Все так интересно
и ново… Простите, Глеб Модестович…
Я показал ему кулак, но все ждут обоснования, я начал на
ходу развивать идею, что вообще-то, если по уму, то первыми надо было давно
легализовать не гомосексуалов, а простейший инцест, то есть совокупление между
кровными родственниками. Ну там брат с сестрой, мать с сыновьями, отец с
дочерьми… да и с сыновьями заодно, чего уж ставить рогатки.
— В смысле? — насторожился Жуков.
— Не перебивайте молодое поколение, — возмутился
Цибульский. — Все интереснее и интереснее. Я уже прям чувствую прилив
нездоровой бодрости и энтузиазма…
— Если вспомнить, — продолжал я, не давая себя
сбить с пути, — запрет на инцест был наложен из-за опасности получить
больное потомство, мол, если сестра родит от брата, то обязательно урода. Это
было все правильно! Но ситуация резко изменилась. Сейчас секс полностью отделен
от продолжения рода. Секс — это как зайти в кафе и поесть хорошо
приготовленное мороженое, сходить в кино, искупаться в озере или просто
почесать спину. Такое можно как со знакомой девушкой, так и с сестренкой. Или
мамой. Так что в инцесте сегодня гораздо меньше противоестественного, что
смущает в гомосексуализме и прочих перверсиях. Инцест — как раз самое
естественное и нормальное, самое здоровое и надежное. Даже более здоровое и
надежное, чем с коллегами в офисе, однокурсниками или соратниками.
Жуков прорычал одобрительно:
— Молодец, подметил!.. Особенно насчет с соратниками.
Глеб Модестович, возьмите на заметку. А то есть тут некоторые шибко
продвинутые.
— Главное, — сказал Цибульский восхищенно, —
с ходу! Что значит, знает предмет. И тему. И вообще в ней ас. Когда только все
успевает…
— Вот именно, все, — сказал Жуков.
Я снова показал Цибульскому кулак.
— Ты на что намекаешь?
Он испуганно отстранился.
— Я? Ни на что! А ты на что подумал?
Тарасюк почесал репу.
— Эх, — сказал он сокрушенно, — как я
просмотрел? Это же на поверхности лежало!
Арнольд Арнольдович довольно ухмыльнулся.
— Свойство могучего ума, — он посмотрел на меня с
усмешкой, мол, не принимай это всерьез, — заметить сокровище, через
которое другие перешагивают каждый день, не замечая его.
— Евгений Валентинович молодец, — согласился и
вечно недовольный Орест Димыч. — Только пусть уточнит, что для продолжения
рода все-таки необходимо избегать не только инцеста, но и близкой
родственности… Желательно вообще брать жену из другой расы.
Глеб Модестович поморщился.
— Ну, насчет другой расы — это экстремизм.
— Статистика утверждает, — возразил Орест
Димыч, — что метисы обладают лучшей жизнестойкостью, чем их родители!
Жуков отмахнулся.
— Да это неважно. Главное, чтобы насчет инцеста
запустили в широкое обращение.
Глеб Модестович кривился, члены нашей группы продолжали
переглядываться. Арнольд Арнольдович спросил с неловкостью в голосе:
— Это хорошо, когда вот так зубоскалим. Но, как
полагаете… есть смысл запустить эту машину всерьез?
— Да, — ответил я автоматически, еще не сообразив,
что он имеет в виду под запускаемой машиной. — Надо еще учесть, что
некоторая часть общества хотела бы оказаться в рядах продвинутых, в том числе и
сексуально, но в то же время чтоб не соприкоснуться с гомосексуализмом,
эксгибиционизмом, вуайеризмом и всем прочим. Это по их понятиям —
запачкаться.
— А по вашим? — поинтересовался Жуков любезно.
Я посмотрел на него строго.
— А вам это к чему?
— Да так, — ответил он бесстыдно, — я просто
любознательный.
— Обойдетесь, — сказал я. — По ночам с
фонариком собирайте обо мне сведения.
Цибульский хохотнул:
— А самое главное — инцест всегда под рукой. В смысле
в доме. Далеко не ходить! А сейчас народ разлени-и-и-ился. Все ему подай да
принеси…
