Красный забор, красный кирпичный старинный храм, явно
относится к памятникам, охраняемым государством, так как не видно ни попов, ни
богомольных сварливых бабок. В глубине скромно расположилось добротное здание
старой постройки, недавно отштукатуренное, но небрежно, на скорую руку и
кое-как, явно гастарбайтерами из южных республик, никогда не державшими в руках
кисть и мастерок. У подъезда слева тускло поблескивает медью небольшая доска.
Я прочел дважды: «Благотворительный фонд содействия
укреплению связей между культурами», всерьез встревожился, все только и
говорят, что через такие вот благотворительные фонды отмываются громадные
бабки. Не хотелось бы держать ответ перед судом за растраченные деньги, которых
в глаза не видел, в то время как хозяева фонда положат в швейцарский банк
очередные пару миллиардов долларов.
Три ступени ведут к массивной двери, я потянул за ручку,
заперто. Слева от двери вмонтированный в стену черный ящичек с темным блестящим
«глазком» телекамеры и решеткой переговорного устройства. Приосаниваться
поздно, рассмешу, если кто сейчас наблюдает за мной, я просто нажал кнопку
звонка.
Через мгновение из решетки раздался суровый мужской голос:
— Ваше имя?
— Евгений Черкаш, — ответил я. — Звонивший
отсюда, правда, меня назвал Юджином.
Мужской голос ответил с пониманием:
— Они все русские имена на свой лад переводят. Я —
Василий, так они меня зовут Бэзилом… Входите!
Щелкнуло, дверь чуточку отодвинулась. Я потянул на себя,
чувствуя, что открываю люк в башню крейсера, переступил порог. Справа в
небольшом холле мужчина в униформе охранника поднялся из-за барьера, глядя
сурово и требовательно.
— Паспорт?
— Пожалуйста.
Он быстро просканировал взглядом страницы, я стоял смирно,
не желая отвлекать неосторожным движением, а то вдруг подумает, что выхватываю
из-под полы автомат.
Наконец он вернул документы и кивнул в сторону коридора:
— Прямо, а там скажут.
Я молча двинулся в указанном направлении. Очень добротно и
некричаще отделано, чувствуются действительно большие деньги. Был как-то в
одной богатой фирме, так там буквально все кричало о роскоши, о богатстве, о
виллах на Канарах, а здесь все достойно, достойно.
В конце коридора нечто вроде кабинета, но вместо стены
стойка мне по пояс. По ту сторону за столом перед экраном компьютера высокая
золотоволосая девушка с крупным породистым лицом валькирии. Она вскинула на
меня глаза, голубые на загорелом лице, высокие скулы аристократки и выступающая
нижняя челюсть воина, плечи пловчихи, а крупной груди позавидует Памела
Андерсон. У сидящих трудно определить рост, но, пожалуй, выше меня на
полголовы.
— Да? — спросила она вопросительно. — Чем могу
помочь?
Я опомнился, развел руками.
— Простите, засмотрелся. Вы не снимались в
«Нибелунгах»?.. Мне назначил встречу господин Кронберг.
— Минутку, — ответила она, взгляд перепрыгнул с
моего лица на экран, пара переключений, она кивнула: — Да, поднимайтесь на
второй этаж.
— Благодарю, — ответил я с поклоном.
По лестнице поднимался, чувствуя на спине ее взгляд и очень
довольный собой, что так умело ввернул насчет «Нибелунгов». Вообще-то я всегда
запаздываю с комплиментами, как и в отношениях с женщинами, но, к счастью,
время патриархата прошло. Теперь если постесняюсь подойти к понравившейся
женщине, то она сама подойдет, познакомится, позовет к себе потрахаться, а то и
оттрахает тебя тут же за углом. Словом, хорошее пришло время.
Лестница вывела в небольшой чистый светлый холл, за большим
столом миниатюрная девушка с башенкой блестящих, как крыло новенького «мерса»,
черных волос. Похоже, подняла повыше, чтобы компенсировать рост, сейчас все
комплексуют, что у них не метр восемьдесят пять — необходимая планка,
чтобы предложить себя в манекенщицы.
Она посмотрела на меня, улыбаясь и вся лучась радостью,
словно увидела старого друга.
— Вы пунктуальны, — сказала она щебечущим голосом.
— Спасибо, — ответил я. — Я этот… э-э…
Евгений Черкаш.
— Я знаю, — сообщила она так же радостно и
посмотрела словно бы с укором, как я мог подумать, что такого замечательного
парня она не знает. — Да-да, вам назначено.
— Спасибо.
Однако, взглянув на часы, она сказала уже более деловито:
— Вас ждут, однако… минуту.
— Я подожду, — ответил я поспешно.
Она нажала клавишу, произнесла отчетливо:
— Господин Черкаш в приемной.
Я рассматривал ее, чувствуя некоторое несоответствие ее
внешности довольно скромному состоянию здания. Хотя здесь, в старом центре, все
стоит баснословно дорого, но такое впечатление, что фирма не слишком богата, в
то же время обе секретарши производят впечатление молодых герцогинь. Если на
конкурсах «Мисс Вселенная» и не заняли бы первые места, а довольствовались
разве что пятыми-шестыми из-за недостатка в облике блинности, то по манере
держаться, осанке, полному достоинства облику и вообще ауре — самый высший
свет.
Она взглянула на меня внимательно:
— Заходите. Только господин Кронберг очень занятый
человек, не засиживайтесь.
— Учту, — ответил я кротко.
Она не поднялась, чтобы распахнуть передо мною дверь, я сам
потянул за литую медную ручку, не слишком массивную, не слишком вычурную, а в
самый раз для здания средней ветхости и фирмы среднего достатка.
Кабинет неширок, просто большая комната, на полу дешевая
дорожка. За массивным письменным столом сидит мужчина и, скосив глаза на
дисплей, что-то выстукивает одним пальцем на клаве.
Я медленно пересек пространство, он кивнул, не отрывая
взгляда от невидимой для меня картинки.
— Садитесь. Я сейчас закончу…
Будь эта фирма еще ниже достатком, я бы решил, что меня
выдерживают, чтобы дать понять свою значимость, но тогда бы начали выдерживать
еще в приемной, да и этот господин Кронберг не выглядит человеком, склонным к
таким дешевым штукам.
Настоящий английский аристократ той эпохи, когда Англия еще
была Англией, а не пуделем, пристегнутым к американскому бронетранспортеру.
Тогда ни один англичанин, разговаривая с кем-то, не держал руки в карманах,
раньше такое было бы равносильно самоубийству для джентльмена. Я когда смотрю
на нынешнего премьера Англии, сразу вижу, что он кандидат от лейбористов, то
есть рабоче-крестьянской партии, и потому чешет свои фаберже в присутствии и на
виду на полном рабоче-крестьянском основании: принимайте меня таким, какой я
есть, и сами того… не стесняйтесь, мы же от обезьяны.
Этот же строг и величественен, хотя не на троне, а за
компом, да еще одним пальцем. Умное удлиненное лицо сосредоточено, на лбу
складки, одет безукоризненно, я не вижу его носки, но уверен, что в цвет и тон
галстуку. Если, конечно, их под цвет галстука кто-то подбирает. За столом сидит
не по-тониблэрски, а с прямой спиной, плечи развернуты, словно десятки
фотокорреспондентов снимают его для обложки журнала, который разойдется среди
своих, а не среди лейбористски настроенных тониблэров.
