Эмма выпрямилась на своем рабочем месте, кокетливо повела
плечиками. Волосы уложены в башню другой формы, ей бы в архитекторы пойти,
блузка с таким же низким вырезом.
— Поздравляю, — сказала она.
— Спасибо, Эммочка, — ответил я. — Стараюсь
вот. Ты досрочно семестр сдала, а я отстаю от тебя, отстаю… Хоть чуточку разрыв
сокращаю! Сегодня тебе не так стыдно будет забросить мне задние лапки на плечи?
Считай, что там погоны с большими звездами!
— Сегодня не могу, — ответила она. — И
завтра. Оба вечера заняты моим бойфрендом. Он меня не видел уже неделю, гормоны
его вот-вот разорвут в клочья.
— Меня тоже, — сказал я сварливо.
— В очередь, — ответила она твердо. — Вы
здесь не стояли, товарищ! А он уже стоял. Весь.
— Эх, а когда подойдет моя очередь?
— Послезавтра, — ответила она и
предупредила: — Но из очереди не отлучайтесь, товарищ!.. А то за вами уже
заняли…
— Бронирую, — сказал я. — Никуда не отлучусь,
дождусь.
В коридоре встретил Арнольда Арнольдовича, он насвистывал и
вертел в руках, читая надписи, коробку с флешкой нового поколения. Увидев меня,
сказал жизнерадостно:
— Я слышал, вы сегодня апнулись?
— Было такое, — ответил я скромно и счастливо.
— Это в который раз?
Я двинул плечами.
— Пусть начальство считает.
— В любом случае поздравляю. Вы всем пришлись ко двору.
Даже Цибульский, а он всем недоволен, и то говорит о вас как о милом и скромном
человеке.
— Спасибо.
— Вы у нас меньше года?
— Что вы! Три года уже…
— Господи, как время летит!
— Да уж…
— Еще раз, — сказал он живо, — поздравляю с
быстрым апом. Редко кому удавалось так быстро пройти этот левл. Но не
расслабляйтесь, говорю серьезно! Слишком уж большой соблазн — высокий
оклад и всякие привилегии… Сколько я видел ребят, что срывались в загулы!
Я помотал головой.
— Что вы, я как раз горю жаждой приступить к решению
задач покруче.
Он посмотрел с сомнением, но повторил все так же
обеспокоенно:
— Не расслабляйтесь, не расслабляйтесь… Иногда мне
кажется, что это у нас делается нарочито.
— Что?
— Да вот чересчур высокие оклады, бонусы, привилегии.
Как будто отсеиваем нестойких. По-моему, это не совсем рационально. Все-таки и
нестойкие приносят пользу. А когда они спиваются — кому выгода? Никому…
— Не сопьюсь, — пообещал я. — Я вообще
алкоголя не люблю. Просто не нахожу в его поглощении никакого удовольствия.
Даже рюмочку, как говорят, для компании или для аппетита. И на баб-с не падок.
Хорошо, когда они есть, а когда нет — то и фиг с ними.
Он ухмыльнулся.
— Не горюйте, вы среди таких же придурков!
Глава 5
Апнутость дала не только оклад повыше: я получил право на
машину с водителем, от чего пока что воздерживаюсь, самому нравится за рулем.
Правда, если в голову стучит мысль, то не могу сразу же раскрыть ноут и
записать, а то и сразу начать работать, вот для таких моментов и нужен шофер…
Ладно, свежие мысли прокручиваю в мозгу, а когда приезжаю — записываю
сразу апгрейденный вариант, память пока не подводит.
За обедом поздравили и остальные коллеги, вообще все
выглядели веселыми и довольными. Жуков, как обычно, пока официант перекладывал
блюда с подноса на стол, просматривал новости по наладоннику, хмыкал, хрюкал,
хмурился, морщился, но в какой-то момент у него сорвалось довольное:
— Судный День все ближе!
Он тут же осекся, я перехватил опасливый взгляд, брошенный в
мою сторону, но Тарасюк, не заметив, сказал благодушно:
— Да, темп нарастает. Все ускоряется.
А Орест Димыч проговорил с восторгом и удивлением:
— А мой дед, он живет с нами, рассказывает, как ездил
на телеге! Грузы развозил.
— Ну и что, — буркнул из-за своего стола
Цибульский, — подумаешь. И сейчас в парке можно прокатиться в карете.
Орест Димыч потряс головой.
— Ты не понял. Он по городу ездил на телеге! По городу
развозил грузы. Автомобили тогда уже появились, но их было мало, и они были
очень слабенькие… Дед говорит, полуторки, больше не тянули. Дверцы фанерные,
крыша парусиновая, борта из сосновых досок… Ломались, застревали, так что лошадь
с телегой была серьезным конкурентом! Представляешь?.. Это же почти
Средневековье!.. Древние римляне ездили на таких телегах, даже египтяне на
таких же!.. У меня дед, можно сказать, прямиком к нам из Древнего Египта!..
Радиоприемник был чудом. Громкоговорители на столбах стояли, люди на работу шли
по гудку, потому что часов ни у кого не было. А сейчас?
Глеб Модестович в продолжение разговора стоял у окна,
рассматривая улицу, сейчас повернулся к нам, лицо странное. Сказал дрогнувшим
голосом, в котором мне почудилось недоумение:
— А в самом деле, Судный День стал ближе…
— Как много в этом звуке, — ответил Жуков.
— Как много, — сказал со смехом Тарасюк.
Арнольд Арнольдович поддержал многозначительно:
— А будет еще больше.
Все замолчали, наконец дошло, что хотя и я апнутый, но пока
еще не на той ступеньке доступа, чтобы вот так при мне. Я сделал вид, что
ничего не слышу, старательно нагребал ножом на вилку салат и отправлял в пасть
с преувеличенным аппетитом.
После обеда в своем кабинете я безуспешно лазил по инету,
искал какие-то зацепки. Конечно, вводить в окошко поиска слова «Судный День»
глупо, миллион ссылок поведут в разные стороны, но ни одна не окажется верной.
Этот Судный День — наше словотворчество и означает нечто такое, чему в
мире либо нет названия, либо там называется совсем по-другому.
Первый раз, когда я услышал это слово, его назвали просто
День, хоть и явно с прописной, а теперь уже Судный…
За следующий месяц еще дважды услышал про День, который все
ближе и ближе, а еще через два месяца краем уха поймал «Судный День», но зато
произнесенное так, что вроде бы нужно встать и, вытянув руки по швам, петь
гимн. Возможно, высшие иерархи нашей организации и поют некий гимн по утрам.
Пусть даже мысленно, сейчас же все пишется на безразмерные диски, так что
осторожность должна стать второй натурой.
Раньше не замечал или же был слишком внизу, но сейчас, если
копнуть, ощущаю, что хотя этого Судного Дня все ждут, более того —
работают на приближение этого Судного Дня, однако же… как будто и страшатся
его! Вроде бы понятно в общем, кто не страшится любого суда, а Судный День как
бы подразумевает, что с каждого спросится за грехи его. Ну, грехи —
понятие расплывчатое, сегодня грехи, завтра — нет, все легализуется, но
вот за дела могут и спросить…
