Я торопливо кивнул:
— Да-да, Генрих! Это будет только справедливо.
Он уточнил:
— Даже более чем справедливо.
Открылась дверь, Синтия внесла кофейник и тарелку с горячими
поджаренными хлебцами. По комнате распространились манящие запахи. Штейн достал
из шкафа фарфоровые чашки с золотыми ободками.
Он разливал кофе по чашкам, когда явились его непосредственные
подчиненные Кольвиц, Бернс и молодой тихий сотрудник Эмерсон. Штейн спросил
хмуро, не отрывая взгляда от коричневой струи, заполняющей его чашку:
— Кольвиц, что у вас с этой дурью насчет бессмертия,
разумных роботов, скорой революции в генетической перестройке человека?
Кольвиц сел, расположился повольготнее, руки сразу
потянулись за хрустящими хлебцами.
— А никак, — ответил он хладнокровно. — Я
действую больше на писателей и сценаристов.
— И как?
— Из своего личного фонда, — объяснил
Кольвиц, — выделяю по два-три миллиарда в год именно на эти цели.
— Как? — повторил Штейн свирепо.
Кольвиц усмехнулся.
— Это очень сложный процесс, шеф. Пишущие — люди
гордые. Они не должны знать, что ими управляют. Некоторые догадываются,
конечно, но если за косвенные заказы платят впятеро больше, чем за «крик души»,
то пишут и благоразумно помалкивают.
Штейн побарабанил пальцами по столу.
— Поздравляю, коллега. Мне эти вещи смотреть некогда,
но мне на время своего отпуска дети подбросили внука, так вот тот смотрит все
подряд и пересказывает мне за обедом. Вчера он посмотрел фильм, как один умник
сделал репликантку одной сволочной красотки, но ввел в ее характер черты
идеальной женщины… Сразу скажу конец: через пару недель счастья вдруг случайно
встретил ту сволочь и понял, что женщина-сволочь лучше идеальной женщины…
Следом шел фильм, и малыш тоже его посмотрел, о том, как сверхразумный робот,
чей интеллект равен интеллекту всех людей на свете, помноженному на миллион, захотел
стать человеком, потому что живой человек слаб, глуп и смертен.
— И покончил с собой? — спросил Кольвиц.
— Разрушил себя, — поправил Штейн. — Вы тоже
смотрели?
— Нет, просто мы настоятельно рекомендуем всем
«простым» придерживаться такого мировоззрения. Через средства СМИ, конечно.
Штейн хмыкнул, но голос его смягчился:
— Да внедрили это, внедрили, не спорю. Но нужно
поддерживать, а то появляются в этом чертовом инете опасные мысли…
— Инет не проконтролируешь, — согласился
Кольвиц, — но можно дать ложные ориентиры.
Я чинно прихлебывал кофе, хлебец взял только один, хотя
рядом Бернс схрумал уже пятый и нагло тянется за шестым, слушал и старался
понять, почему Штейн полагает, что нужно внедрять формулу «Робот — дура,
человек — молодец», почему фильму, ратующему против бессмертия, надо
делать широкую рекламу…
Кольвиц неспешно рассказал о когда-то виденном фильме
«Двухсотлетний человек» и сказал, что нужно делать вот такие. Они успокоят
массы и внушат им тупую уверенность, что вот они — лучшее, что есть на
свете. И что все только и думают, чтобы стать такими, как вот они.
Сейчас мечтают стать такими простыми и свободными, как
слесари, всякие там засраные профессоры и академики, а потом будут мечтать и
всякие идиоты, что попробовали срастить себя с компьютерами, спохватились, но…
поздно, либо так и живите уродами, либо делайте себе короткое замыкание от
зависти, что не можете, как нормальные люди, пить водку и блевать в подворотне,
болеть за футбольную команду и ездить летом в отпуск на берег моря.
Штейн, как хозяин, снова разлил кофе по чашкам. Бернс свою
накрыл ладонью, но хлебец взял. Похрумывая, он предложил учредить свободное и
независимое от всех правительственных организаций общество по поддержке
литературы и искусства, где будем выплачивать премии за романы, созданные в
нашем духе. В смысле в духе той идеологии, какая нам нужна, а не той, какая
будет пытаться утвердиться на самом деле.
Кольвиц ушел первым, Бернс посоветовался со Штейном насчет
расширения контингента миротворческих сил в Малайзии и тоже ушел, прихватив так
и не сказавшего ни слова Эмерсона.
Штейн повернулся ко мне.
— Текучка замучила?
— Пока тяну, — ответил я скромно.
— Хорошо тянешь, — одобрил он. — Ты делаешь
половину работы всего вашего огромного отдела! Но вот тебе еще материал… Посмотри,
что можете сделать. Наши аналитики прогнозируют уже весной если не вспышку, то
усиление брожений и даже волнений среди молодежи. Уровень просчитать не
удалось, но это может быть опасным.
— Да, — согласился я. — Вон одни футбольные
фанаты что творят…
— Вот-вот. Сейчас по всем отделам сверху пришла
директива выработать ряд мер, которые погасили бы до необходимого уровня.
Понятно, что отберут не все, а только лучшие.
Он посмотрел на меня очень выразительно.
— Если не одно, — пробормотал я. — Лучшее.
— Правильно мыслишь.
— А что, — сказал я с ходу, так как уже продумывал
нечто близкое, — если сыграть на предрасположенности к халяве?
— К халяве?
— Ну да. Это в России почему-то уверены, что именно они
по своей лени все хотят на халяву, а, мол, Запад все трудом, все трудом, как
будто не на Западе тысячи алхимиков старались из свинца сделать золото и враз
стать супербогачами!
Он кивнул, взгляд стал острым.
— Продолжай.
— А на Востоке, — сказал я, — и джинны из
бутылок, кувшинов и даже медных ламп, пещеры Али-Бабы, полные сокровищ, только
и потрудись сказать: «Сезам, откройся!» Как будто не Запад, а также Восток и
все остальное человечество постоянно искало халяву, не брезгая раскапывать
захоронения фараонов и прочих знатных, закопанные клады пиратов и затонувших
кораблей!
Он слушал, взглядом понукая продолжать, я сказал ободренно:
— В искусстве есть даже особый поджанр, я бы его назвал
«Любители халявы». Его, правда, никак не называют, но это самый популярный
жанр! Там и «Остров сокровищ» Стивенсона, и масса как книг, так и фильмов,
смотреть их приятно, потому что ассоциируешь себя с героем, а тот, пройдя через
ряд нехитрых приключений, получает… да, получает, а не зарабатывает!
Он выслушал преамбулу с некоторым нетерпением.
— Понятно, — сказал он отрывисто. — Что
предлагаешь?
— Увеличить количество лотерей, — отрапортовал
я. — А также увеличить сумму выигрыша. Чтоб и самые тупые и ленивые имели
шанс стать в одночасье миллионерами! А то и мультимиллионерами. Это снизит
накал желаний получить сразу все и быстро, попытавшись грабить магазины.
