— Так-так, хорошая идея.
— И проводить ее раз в год, — сказал я, — но
билеты продавать как минимум за полгода. Таким образом, купившие билеты ждут
дня розыгрыша главного приза и тем самым выбывают из всякой активной
деятельности на эти полгода!
— Разумно, — сказал он задумчиво. — Для этой
цели можно учредить не один, а, скажем, три. Один в полмиллиарда долларов, а
два по сто миллионов.
— Отлично! — вырвалось у меня. — Купившие
билеты будут считать дни и расписывать в мечтах, как и на что потратят такие
громадные деньги! На это время их и на цепи не затянуть ни в какие забастовки,
пикеты, уличные беспорядки.
Он спросил задумчиво:
— Лотереи общенациональные?
— Да, — подтвердил я. — Но вообще-то пора
создать первую общемировую. Мы стараемся объединить человечество? Под этим
благородным лозунгом общепланетная лотерея самое то. У всех есть шанс, несмотря
на различия в цвете кожи, религии, партийной принадлежности, половой
ориентации…
Глава 13
Несколько месяцев пролетело, как один день, снова
командировка в Москву. Макгрегор дал подробнейшие инструкции, кроме того, велел
обязательно дождаться от него звонка. Это звучало загадочно и чуточку пугающе.
Я пообещал, что буду ждать, как соловей лета.
Аэропорт, самолет, снова аэропорт, там ждет машина, что на
большой скорости и с воем сирены доставила в центр. Особнячок все тот же,
охранник узнал и отсалютовал шутливо, уже знает о моем повышении. На первом
этаже платиновая блондинка, рослая и красивая, похожая на Тину, но, увы, не
валькирия. Улыбнулась слишком уж обещающе, такого взгляда от гордой Тины я
никогда не видел, мило сообщила, что наверху меня уже ждут.
Эмма подпрыгнула, глаза как блюдца, завизжала счастливо и
бросилась мне на шею. Я с удовольствием чмокнул ее щечку, спросил строго, не
выпуская из объятий:
— А почему сиськи не наружу?
Она хихикнула:
— Как ты ревностно заботишься о продвижении своей идеи!
— А что, в Москве она затормозила?
— Наоборот, — заверила она. — Россия
настолько жаждет быть Западом, что по улицам вообще ходят голые. Разве не
заметил?
— Заметил, потому и удивился.
Она помотала головой.
— Наших, наоборот, это отвлекало бы. Да и не тот у нас
народ, если ты понимаешь, о чем я говорю…
— Уела, — сказал я. — Хоть и с трудом, но
понимаю… А как ты сумела задержаться? Из универа вылетела?
— Что ты, благополучно закончила!
— И как?
— Представляешь, мне предложили работу здесь!
— Здорово, — сказал я. — Значит, ты здесь в
самом деле на месте. В самом деле поздравляю, рад за тебя.
За ее спиной распахнулась дверь, улыбающийся Глеб Модестович
возник на пороге.
— Оставь жмакать наш цветок! Все лепестки помял.
Заходи, уже весь коллектив ждет.
В его кабинете вокруг стола уже расположились Жуков, Цибульский,
Тарасюк и все остальные, на которых я совсем недавно смотрел снизу вверх, а
теперь, похоже, сравнялся. А то и обогнал, если не скромничать чересчур.
Мы обменивались рукопожатиями, Жуков и Цибульский полезли
обниматься, шумно хлопали по спине, и я видел, что они искренне рады моему
успеху, продвижению, моим удачным предложениям по оздоровлению обстановки в
мире… потому что это как-то работает и на нас.
И на нас, мелькнуло в голове. Похоже, это как-то связано с
тем, что загадочно сказал Макгрегор. Нам достаточно и полузатушенного пожара,
если новый разгорится не скоро.
Улыбающаяся Эмма внесла заставленный шампанским огромный
поднос, Глеб Модестович вытащил из шкафа бокалы. Усадили и Эмму, позвали по
такому случаю даже красотку с первого этажа, но рассадили их с Эммой по разные
стороны стола, чтобы рослая блондинка и дюймовочка не выглядели комично рядом.
Глеб Модестович рассказал, что они сделали за это время, я
кивал и удивлялся, сделали в самом деле немало, но в глубине мозга ворочалась
мысль, что вообще-то сейчас я занимаюсь более глобальными проблемами.
Жуков восторгался моей идей раздеть женщин во имя здоровья
мужчин, нас же беречь надо, рассказывал, как самые смелые даже в метро
спускаются обнаженными, а в час пик там такая давка, такая давка… Сегодня
говорю одной: женщина, уберите с моих плеч локти, она отвечает: это не локти, а
груди. А-а-а, говорю, тогда оставьте.
Цибульский уличил:
— Что брешешь? Это когда ты в метро спускался? В раннем
детстве при дедушке Ленине?
— При Ленине не было метро.
— Ух ты, помнишь… А на сиськи все еще смотришь!
Все посмеивались, на улицах все еще жадно смотрят на женщин,
рискнувших выйти обнаженными, зато в офисах, где все «свои», это стало
привычным, хотя до полной привычности никогда не дойдет: вид обнаженного женского
тела всегда будет поднимать дух даже у самого заморенного работой мужчины.
Глеб Модестович, пока все наполняли бокалы для второго раза,
щелкнул пультом, на стенном экране побежали первые статистические данные за
период с момента введения моды ходить с обнаженной грудью. Цифры сильно
разнятся, разброс велик, но бесспорно одно: производительность труда, как ни
странно, повысилась. Честно говоря, я ожидал этого и надеялся, но на всякий
случай говорил только о снижении накала социальных страстей, об отвлечении
внимания от проблем незаконной иммиграции, о сокращении числа митингующих,
словом, проявил несвойственное мне вообще-то благоразумие.
Жуков поднял бокал и предложил тост за мою великолепную идею
раздеть женщин, нам на радость и всему человечеству на здоровье.
— И на радость, — добавил Цибульский. — Вкусы
человечества тоже иногда совпадают с нашими.
— Но очень редко, — уточнил Орест Димыч.
— Тем выше успех Евгения, — сказал Жуков. —
Он сумел сделать приятное нам и в то же время утихомирил быдло.
Я улыбался, кланялся, хотя несколько покоробило это «быдло»,
но будем считать, что Жуков не совсем удачно подобрал эпитет к понятию «простой
народ», хотя Жуков вообще-то раньше в словах был очень точен. Впрочем,
шампанское быстро бьет в голову.
Сомкнули бокалы, зазвенел хрусталь, пара капель сорвалась на
стол, Глеб Модестович с возмущенным криком начал убирать бумаги и перебрасывать
на подоконник.
Арнольд Арнольдович сказал тепло:
— Я сразу заметил этого юношу. Такие горы сворачивают с
удивительной легкостью! И всего-то надо смотреть, чтобы не передавили… своих.
Глеб Модестович засмеялся:
— Да, когда азарт в крови, я тоже посматривал, чтобы
Женя не шибко… Но прямо родился ювелиром. Нигде лишних жертв, всегда высший
класс работы!
