— Он скучал. Но сегодня вы составите нам компанию на церемонии закрытия?
— Думаю, что да.
Угрюмое выражение сразу исчезает с лица Марка — он даже демонстрирует похожую на оскал улыбку.
В 12–30, когда мы уже занимаем места на следующем заседании и готовимся внимать речам очередного докладчика, приходит сообщение от Терехова: «Как ваши дела, Мария?». «А как они могут быть, Феофан, после более тесного знакомства с сомнительной личностью вроде вас?! Я места себе не нахожу, постоянно думаю о ваших намерениях и о ваших… смоляных вьющихся волосах! И о ваших черных глазах, которыми вы сверлите меня во время каждой встречи! И о вашей нахальной улыбке, которая меня неизменно раздражает, но, к моему глубочайшему сожалению, ровно столько же влечет!», — хочу написать ему в ответ и, конечно же, этого не делаю. Убираю телефон обратно в клатч и стараюсь сосредоточиться на речи докладчика, пламенно вещающего с трибуны. Через полтора часа это практически удается, но телефон снова вибрирует. Марк и Григорий одновременно смотрят на меня, и я виновато улыбаюсь в ответ. Еще полчаса даются с большим трудом. Как только объявляют завершение заседания, я поспешно покидаю зал и, оказавшись на улице, наконец-то, достаю телефон, на экране которого уже высвечивается 3 сообщения. Одно — от папá с просьбой купить вино, и два — от Терехова: «Мария, я вас чем-то задел?» и «Мария, с вами все в порядке?». Да, задел! Нет, не в порядке! Нажимаю на кнопку вызова и прислоняю телефон к уху.
— Здравствуйте, Феофан, — произношу я, как только слышу его «Алло».
— Я уже начал беспокоиться, — судя по тону, он не врет.
— На заседании, знаете ли, не очень удобно вести активную переписку.
— Да, приношу извинения, — он выдерживает недолгую паузу. — Вы уже освободились?
— Думаю, да.
— Могу я рассчитывать еще на одну встречу?
Вьющиеся смоляные волосы, легкая небритость, узкий разрез черных глаз… Вспоминаю его прикосновение, и по телу словно пропускают разряд тока. Еще одна встреча, а я так и не выработала стратегию. Но я хочу увидеть его еще раз. Вдруг сегодня Терехов откроется? «Конечно, откроется! Он точно в нас влюблен!», — вопит тщеславие и хлопает в ладоши.
— Да.
— Через час будет удобно?
— Да.
— Отлично! — он обрадовался или мне показалось? — До встречи.
Ничего не отвечаю, а просто убираю телефон в клатч. Эмоции переполняют, а здравый рассудок не подает признаков жизни. Знаю, что он сказал бы держать себя в руках и не поддаваться на провокации тщеславия: это — самое правильное в сложившейся ситуации. Другого выхода нет. Нужно быть осторожной — вот и вся стратегия.
— Мария, почему ты нас бросила? — Марк материализуется в шаге от меня. — Идем на обед?
— Нет, — отрицательно качаю головой. — Возникли непредвиденные обстоятельства. Я не знаю, когда освобожусь.
Он закуривает и впадает в глубокую задумчивость.
Ровно в 15–30 Терехов извещает звонком о своем прибытии. Перед выходом из номера я скептически осматриваю себя в большом зеркале: светло-желтый топ с рукавами ¾, узкие брюки цвета маренго, закрытые туфли в цвет топа на невысокой танкетке — неплохо, но могло бы быть и лучше! С другой стороны, не хочу, чтобы Феофан Эрнестович считал, что я наряжаюсь для него. Нужно быть осторожной — вот и вся стратегия.
Мы выходим из такси возле отеля в Сант-Марти. Я в недоумении смотрю на Терехова: что это еще за шуточки? Он снял здесь номер? Думает, что я пойду с ним? Чокнулся?
— Проблема? — интересуется он с улыбкой.
— Куда мы идем? — с трудом сдерживаю желание дать ему пощечину.
Он либо не понимает причину моей реакции, потому что считает такое развитие событий вполне естественным, либо все понимает и умело изображает удивление. Мы молчим и смотрим друг другу в глаза, пока мое терпение не подходит к концу.
— Феофан, зачем мы приехали к этому отелю? — выговаривая каждое слово, спрашиваю я.
— О, — похоже, он осознал неловкость ситуации. — Здесь неплохой ресторан. Я хотел пообедать, но если вы не голодны, то…
— Голодна.
Ресторан — это цель поездки или лишь запасной вариант на случай провала?
Во время обеда Терехов ведет себя весьма деликатно и даже пытается бороться со своей ухмылкой, хотя видно, что это дается ему нелегко. И каждый раз, когда он начинает щуриться, то словно берет себя в руки, и его разрез глаз вновь делается обычным. Очевидно, что Терехов жаждет меня разговорить (а, может, и не только разговорить). Но для достижения этой цели ему приходится самому раскрываться, что он делает сначала с неохотой, потом же, наблюдая за моей реакцией и замечая проявление некой дружелюбности с моей стороны, переходит на более непринужденную манеру общения, в то же время сохранив учтивость. Если он делает комплименты — то к месту и в подходящее время. Если он задает вопросы — то тактично и ненастойчиво. Если он улыбается — то искренне (по крайней мере, именно так это и выглядит). Меня продолжает мучить вопрос: ресторан — это цель поездки или лишь запасной вариант на случай провала? Необходимо сделать выбор: Терехов — лицемер и следует держаться от него подальше, либо Терехов — образец галантности и хорошо бы продолжать с ним знакомство (возможно, более тесное — но это уже по обстоятельствам). И вот, на чаше весов — разум и чувства, совсем как у Джейн Остин, только сложнее и цена ошибки слишком высока.
— Сегодня вы крайне задумчивы, — произносит он, и его глаза все-таки сужаются.
— Наверное, я просто не хочу возвращаться в Москву…
Замолкаю, потому что здравый рассудок кричит во все горло: «ИДИОТКА!». Зачем я только это ляпнула? Нужно как-то выкручиваться из ситуации.
— То есть я люблю Барселону.
— Я так и понял, — он довольно улыбается. — Я не хотел участвовать в этой конференции. Но рад, что передумал.
— На самом деле, Виктор должен был прилететь, но не смог. И мне пришлось его заменить.
— И он отпустил вас одну?
— Конечно. Кто-то должен представлять нашу компанию.
Терехов внимательно смотрит на меня. И о чем он только думает? Я бы многое отдала, чтобы узнать!
— Я бы вас не отпустил, — после непродолжительной паузы говорит Терехов.
По моему телу словно пропускают разряд тока. Не отпустил бы? Меня? Что все это значит? Хочу задать миллион вопросов, но здравый рассудок настоятельно рекомендует сменить тему, и я беспрекословно подчиняюсь.
— Думаю, наступило время для десерта, — беру в руки меню.
— Как пожелаете, — он усмехается и следует моему примеру.
После обеда мы гуляем по городу и пешком (!) доходим до Ла Рамбла. Феофан Эрнестович так внимателен, так любезен, так неотразим, что я, несмотря на протесты здравого рассудка, постепенно начинаю отпускать ситуацию. Зачем сопротивляться, если можно просто плыть по течению? Быть может, пора прекратить думать?
